Гэри Вайс - Вселенная Айн Рэнд: Тайная борьба за душу Америки

Брук тут же выдал ответ на все очевидные вопросы, которые не были высказаны вслух. Книги Рэнд просто необходимо изучать. Почему? «Потому что мы считаем, что проблемы, стоящие перед нашей страной, имеют прежде всего философскую природу. И образование мы считаем главной такой проблемой». Брук явно повторялся, но я уловил его мысль.

Противоречия стали множиться, когда Брук передал микрофон Таре Смит, преподавательнице философии из Техасского университета в Остине: в программе вечера эта дама значилась как «руководитель объективистских исследований, стипендиат фонда Anthem». Иными словами, она была эдаким Аланом Гринспеном от науки — объективисткой, работающей в государственном университете (притом что объективизм не приемлет государственной системы образования), преподающей основы философии и угрожающей уничтожить учебное заведение, под крышей которого она делится благой вестью объективизма со своими учениками. Рэнд писала в «Атланте»: «Противоречий не существует. Всякий раз, когда ты считаешь, что сталкиваешься с противоречием, проверь исходные положения. Ты обнаружишь, что одно из них ошибочно». Какое исходное положение было неверным в моем рассуждении? Разве только одно: объективизм свободен от противоречий.

Институт Айн Рэнд, сказала Смит, интересуется гуманитарными проблемами не менее, чем экономикой и бизнесом. «И это необычно», — заметила она. Гуманитарные проблемы принято отодвигать на задний план как эзотерические, эгоистические. «То, что мы думаем, зависит от того, как мы думаем, — продолжала Смит. — И вот тут гуманитарная составляющая действительно очень важна».

Речь идет о способности человека интерпретировать происходящее вокруг рационально. «Главная проблема, с которой мы сталкиваемся сегодня — ив научном мире, и за его пределами, — это обилие благонамеренных людей, которым кажется, будто они рассуждают рационально и объективно, — говорила преподавательница. — Возможно, что вам, как и мне, в последние годы приходилось слышать многочисленные и очень жаркие политические дебаты по вопросам бюджетного дефицита, здравоохранения и прочим. Хочу спросить: не доводилось ли вам уходить с подобных дебатов, задаваясь вопросами: „И можно так думать? Как они вообще думают? Чего они не учитывают? И каковы будут реальные последствия их близорукости, их неумения думать?“».

Объективизм, заявила она, дает ответ на эти вопросы, потому что учит мыслить объективно. «Долговременные, глубокие культурные изменения произведут глубокие изменения в мышлении людей», — утверждала она. [44] 42 — Смит упустила возможность изменить мой образ мыслей. Она отказалась дать интервью для этой книги.

Перед собравшимися подобных вопросов не стояло, ибо их умы уже были настроены на объективное мышление. Аплодисменты переросли в настоящую овацию. Смит умело подчеркнула главную задачу собрания: не только оптимизировать мыслительные процессы, но еще и убедить присутствующих выписать чеки. В средствах массовой информации правых часто обвиняют в том, что они «искусственно формируют общественное мнение» в соответствии с тайными планами корпораций. Но здесь не было ничего тайного. О корпоративном спонсорстве говорилось открыто, и цель вечера была громко озвучена: изменить способ, которым американцы используют свои мозговые клетки.

То была амбициозная программа промывки мозгов: обычно о подобных программах упоминают в связи с Северной Кореей или делают их основой сюжета научно-фантастических фильмов. Американцам твердят, что необходимо сопротивляться внушению и тоталитарным идеологиям. Но передо мной было собрание явно рассудительных, интеллектуальных американцев, которые отбивали ладони, аплодируя перспективе того, что юношеству будут насильно навязывать идеологизированную литературу, весьма далекую от общепринятых в Америке ценностей.

Брук снова предстал перед довольной и сытой публикой. Это было похоже на закрытие биржевых торгов.

«Мы оказались вовлечены в сложный конфликт, — заговорил он звучным голосом. — Это не экономическая борьба, не политическая борьба, не классовая борьба. Это борьба за мышление людей, что гораздо важнее. Борьба за то, что люди будут считать правильным или неправильным».

Установка дана. Пусть с повторами, зато доходчиво. Я ощутил, как в окружающих поднялась искренняя радость. Опытный оратор, Брук чутко уловил опасения, надежды и устремления своей аудитории, сформулировал их и заставил прозвучать разумно и реалистично. А почему бы, действительно, не изменить образ мыслей американцев? Этот вечер не располагал задавать вопросы: «Разве это кого-то касается? Разве это разумная цель?» Ответ был бы: «Ну, разумеется, черт побери! Если только удастся заполнить достаточное количество газетных колонок, организовать достаточное количество телевизионных выступлений, внушить нашу идею достаточному числу правых политиков и участников „Чаепития“ и B*censored*Tb достаточное количество книг достаточному количеству учителей, чтобы те вдолбили нужные мысли в головы достаточного количества учеников».

После речей, когда собравшиеся объективисты уже просто общались и болтали, всех охватило ощущение довольства, а вовсе не предчувствие скорых сражений. Да, впереди много работы, но лед уже тронулся, прогресс налицо. Однако я почти все время чувствовал какую-то отчужденность. В речах угадывался скрытый подтекст, в особенности в речах Брука. Его мечта — изменить мышление американцев в лучшую сторону, — мечта высокая, поскольку потребность в этом огромна, однако цель, к которой он стремился, маячила далеко на горизонте: так Фудзияму видно из Токио.

Удовлетворит ли этих людей что-нибудь, кроме полного отказа от всех социальных программ: от государственного медобслуживания престарелых, от системы социальной защиты, от всех государственных учебных заведений? От всех законов, хоть как-то ограничивающих бизнес? От всех федеральных и местных органов, за которыми оставят лишь право стрелять по врагам и тащить людей в суд? Ведь именно в этом состояла цель Айн Рэнд. В ее представлении, утопическая Америка — это страна, где экономика и все общество, вплоть до последнего егеря и дорожного рабочего, навеки освобождены от позорного ига государственности.

Вот он — рай радикального капитализма, не менее бредовая мечта, чем социалистический рай, представлявшийся Марксу. Начисто лишенный всякого государственного контроля, капитализм Рэнд ни разу не осуществился за всю историю человечества. Ничего подобного не бывало ни в Англии времен Диккенса, ни в Америке в эпоху «баронов-разбойников», ни в ковбойских городах на западной границе, где безраздельно правил шестизарядный револьвер (а в Нью-Мексико — еще и Малыш Билли со своей бандой, члены которой называли себя «Законодателями»). Даже в самых отдаленных поселениях Дикого Запада имелись школа на один класс и почтовое отделение. Во времена яростной и ничем не сдерживаемой экспансии на запад целый народ был загнан правительственными пушками (настоящими) в совершенно необъективистские резервации, где людям пришлось жить на государственное пособие. Любой, кто читал Диккенса, знает, что кроме тюрем в викторианской Англии были еще и работные дома, содержание которых оплачивалось из налогов Скруджей. В 1936 году Рэнд и сама признала, что «полностью свободное капиталистическое общество до сих пор не было нигде построено». [45] 43 — Рэнд А. Добродетель эгоизма. М.: Альпина Паблишер, 2012.