Николай Зенькович - Михаил Горбачёв. Жизнь до Кремля.

Жизнь в те годы была не такой уж дешёвой. Если иметь в виду наши восемьсот рублей. Двести рублей каждый месяц мы платили за квартиру, за маленькую частную комнатку, которую снимали. В ней с трудом умещалось даже наше тогдашнее «состояние». Кровать, стол, два стула и два громадных ящика, забитых книгами. В центре комнаты — огромная печь. Уголь и дрова покупали. Еду готовили на керосинке в маленьком коридорчике. Были у нашей «квартиры» и преимущества. Комнатка светлая, целых три окна и все выходили в сад. А сад большой, красивый. И были хорошие, добрые хозяева — я это тоже отношу к достоинствам квартиры. Старые учителя-пенсионеры. Дедуля, в отличие от жены и дочери, суров и малоразговорчив. И только выпив, в «нетрезвом виде» учил меня, что «надо трезво смотреть на жизнь».

Начало стенограммы пленума Ставропольского крайкома ВЛКСМ, работу которого открыл первый секретарь крайкома комсомола М. Горбачев. 1960 год.

В ночь под православное Рождество 6 января 1957 года у молодожёнов родилась дочь Ирина.

Р.М. Горбачёва:

— В том же году, благодаря усилиям коллег Михаила Сергеевича, мы получили «государственную квартиру». Она была в доме, два верхних этажа которого при строительстве спланировали как жильё. А нижний, первый, — под служебные помещения. Но из-за трудностей с жильём последние постепенно также превратились в жильё. Наша «двухкомнатная» квартира — в недавнем прошлом кабинет с приёмной — была последним павшим бастионом. Точнее, для кого-то, для какой-то конторы павшим, а для нашей семьи — обретённым. В результате весь этаж стал огромной восьмиквартирной коммуналкой с общей кухней в конце коридора и с общим туалетом.

Здесь жили демобилизованный подполковник, механик швейной фабрики, сварщик газопровода, сантехник… Всё это были люди с семьями. И четыре женщины-одиночки: две жили вместе, а две занимали по комнатке. И мы с Михаилом Сергеевичем — впервые в жизни в собственной квартире.

Это было маленькое государство с очень разными и очень суверенными субъектами, если применять современную терминологию. Государство со своими неписаными, но понятными для всех законами. Здесь работали, любили, расходились, выпивали по-русски, по-русски ссорились и по-русски же мирились. Вечерами играли в домино. Вместе отмечали дни рождения. Пренебрежение в отношениях и высокомерие исключались полностью. Это был какой-то непосредственный, естественный, человечный мир…

Михаил Сергеевич подшучивал надо мною. Самое интересное, он уже тогда употреблял сегодняшний наш парламентский сленг. Писал в одном письме (а письма мне он писал так часто потому, что у нас не было телефона, да и вообще времена ещё «нетелефонные»): «Дипломатические отношения с суверенными единицами должна поддерживать ты. Надеюсь, не без гордости будешь проводить нашу внешнюю политику. Только не забывай при этом принцип взаимной заинтересованности».

В апреле 1958 года его выбрали делегатом XIII съезда ВЛКСМ. На съезде выступил Никита Сергеевич Хрущёв.

«От съезда сильные впечатления, — писал Горбачёв из Москвы жене. — Выводы, к которым не всегда придёшь у себя дома… оправдание накопившегося внутреннего беспокойства, усилий, напряжения».

Ну а дальше — личное: «Твои просьбы стараюсь выполнить… Что купил, не буду говорить. Об одном жалею, что денег уже нет… Я подписал тебе Всемирную историю — 10 томов, Малую энциклопедию, философские произведения Плеханова… Скоро приеду, может быть, даже раньше письма, ибо не исключена возможность — самолётом» .

«Я подписал тебе…» — это сленг просвещённой части комсомольской бюрократии. До последних дней советской власти номенклатура употребляла этот бесивший меня термин. В силу тогдашних служебных полномочий мне приходилось курировать и систему издания и распространения подписных изданий, до сих пор помню: никто из приходивших за содействием сослуживцев не просил: «Помоги подписаться», все говорили: «Помоги подписать».

В. Казначеев:

— Послушав Горбачёва, могло показаться, что человек он начитанный, знает литературу. На деле же читать он не любил. Просматривал книги по списку, который присылали ему из центра, интересовался только произведениями нашумевших авторов. Чаще всего ограничивался аннотациями или предисловиями к книгам, которые ему подбирали помощники. Если речь заходила о литературе вообще, Михаил Сергеевич восклицал: «Прочитаешь иную справку — это же целый роман!».

При В.М. Мироненко Ставропольская краевая организация ВЛКСМ была широко известна в стране своими инициативами.

В. Казначеев:

— Будучи в крайкоме комсомола, он поначалу действительно старался. Потом стал принимать от секретарей райкомов дутые простыни отчётов, запустил работу с молодёжью.

По приёму в комсомол край попал в отстающие. И как же вышел Горбачёв из положения? Очень просто — без всякой подготовки стали принимать в комсомол оптом, по двести человек, целыми бригадами, классами. Край из отстающих вышел в ведущие по числу комсомольцев. Кроме того, как первый секретарь крайкома комсомола, он получил право бывать на партсобраниях в райкомах партии, сблизился с партработниками.

Однажды он был приглашён в гости к Кулаковым. Обычно сдержанный, на этот раз так выплясывал перед Евдокией Фёдоровной Кулаковой, что это заметили партийные вожди и чаще стали приглашать его на праздники партийной элиты.

М. Ненашев(советский партийный и государственный деятель, работал в ЦК КПСС, возглавлял газету «Советская Россия», Гостелерадио и Госкомпечати СССР):

— Мне не довелось работать в комсомольских органах, но опыт работы в партийных комитетах позволяет мне судить, что многие комсомольские функционеры тех лет копировали не лучшие черты своих партийных опекунов: чинопочитание, послушание и умение внимательно слушать вышестоящих. Аппарат комсомола, особенно в его верхнем эшелоне, мало чем в фарисействе уступал иезуитам.

Н. Поротов:

— За неудачи и даже провалы по его вине он никогда не нёс персональной ответственности, а потому был чрезмерно убеждён в непогрешимости своих действий.