Николай Зенькович - Михаил Горбачёв. Жизнь до Кремля.

— Это сколько же там машин неиспользованных? Нахапали лишней техники… Или на металлолом сдавать будете? Заелись вы тут…

Он отвечал в Политбюро за машиностроение и считал, что у села непомерные требования. Его высокомерно назидательный тон бил по нервам, а косноязычие приводило к тому, что разговор с ним превращался в сплошную муку, никак нельзя было понять, что он хочет сказать. Вообще, весь диалог наш от начала до конца был крайне напряжённым. Я внутренне чувствовал недоброжелательность и в ответ повёл беседу жёстко, давая понять, что наш гость не разбирается в предмете, о котором судит…

Мои разъяснения вызывали у Кириленко ещё большее раздражение:

— Деревня на июльском Пленуме отхватила треть капитальных вложений. В село уже столько вбухали… Прорва какая-то, всё как в дыру идёт.

Мы явно не понравились друг другу. И это осталось навсегда. Потом, уже работая в ЦК КПСС, я увидел, что Кириленко был одним из тех, кто не желал моего появления в Москве. Ко всему он оказался властолюбивым и злопамятным человеком. Наши отношения переросли в противостояние, а затем и в политическое противоборство».

Горбачёв впоследствии отыгрался на Кириленко. Его выставили старым маразматиком, посмешищем в глазах людей. Оклеветали сына. Запущенная тогда легенда о сафари в Африке гуляла по всем средствам массовой информации. Сын Кириленко вынужден был несколько раз опровергать лживые публикации. Ложь попала даже в воспоминания Майи Плисецкой.

9 августа 1994 года газета московской интеллигенции «Вечерний клуб» опубликовала фрагменты из только что вышедшей тогда в издательстве «Новости» книги Майи Плисецкой, в том числе отрывок из главы «Как нам платили».

«Позже просочилось на свет Божий, куда уплывали валютные денежки, — писала, в частности, Майя Михайловна. — К примеру, сын Кириленко — дважды Героя Социалистического Труда, бывшего секретаря ЦК и члена Политбюро — с разбитной компанией дружков-шалопаев регулярно наведывался в саванны Африки охотиться. На слонов, носорогов, буйволов, прочую африканскую дичь».

Через несколько дней после выхода газеты редакция «ВК» получила письмо от А.А. Кириленко, которое она привела полностью.

«Главному редактору газеты «Вечерний клуб» Валерию Евсееву.

В газете «Вечерний клуб» за 9 августа 1994 г. № 175–176 (764–762) на стр. 8 в фрагментах из книги «Я, Майя Плисецкая» в подзаголовке «Как нам платили» приведены сведения, порочащие мои честь и достоинство, о якобы имевших место моих регулярных поездках с разбитной компанией дружков-шалопаев в Африку на охоту за счёт валютных средств, заработанных артистами.

Я заявляю, что все эти сведения не имеют ко мне никакого отношения, т.к. я ни с какими компаниями никогда и нигде не охотился за счёт валютных средств и вообще ни разу не был в Африке.

Одновременно заявляю, что оставляю за собой право обратиться с иском в суд о возмещении нанесённого мне этой публикацией и упомянутой книгой морального ущерба.

Прошу опубликовать моё вышеприведённое опровержение в ближайшем номере газеты «Вечерний клуб» и направить мне официальный ответ редакции по моему письму.

Кириленко Анатолий Андреевич.

15 августа 1994 г.»

Эта тема поднималась в прессе не впервые. Ещё в советские времена в газете «Неделя» была опубликована злая заметка о поездках сына Кириленко в Африку на сафари. Анатолий Андреевич тогда сумел доказать свою невиновность и добился опубликования опровержения.

Почти одновременно в той же «Неделе» появилась публикация о бывшем первом секретаре МГК Гришине, который в пору руководства столичной парторганизацией якобы лично контролировал процесс отливки собственного бюста на одном из предприятий, проявляя при этом нескромность, капризность и заставляя многократно переливать скульптуру — то из-за отсутствия мысли на лице, то из-за недостаточности мужественности. Бюст предполагалось установить на его родине — в соответствии со статусом дважды Героя Социалистического Труда.

Возмущённый Гришин написал письмо Горбачёву — он никогда не был на заводе, где отливалась скульптура, и потребовал расследования. Была создана комиссия, в которую был включён и я как куратор средств массовой информации. С партийными контролёрами из КПК мы побывали на единственном участке, где изготовлялись бюсты дважды Героев, учинили жёсткие допросы должностным лицам и рядовым исполнителям. Увы, Гришина никто не видел.

Приход довольно энергичного молодого секретаря ЦК «взорвал» тихую обстановку в Политбюро. Сразу выявились лица, не принявшие его. У него не очень-то складывались отношения с Косыгиным. Натянутые отношения были у Горбачёва и с некоторыми другими руководителями Совмина СССР, министрами, хотя далеко не со всеми. В ту пору понимали значение ЦК, и лишь немногие позволяли себе независимое поведение, да и то, надо полагать, согласовав свою позицию с Председателем Совмина СССР.

В. Болдин рассказывал мне, что не сразу налаживались отношения М.С. Горбачёва с Д.А. Кунаевым. Последний долго не признавал «этого молодого человека», не заходил к нему, бывая в Москве, да, наверное, и не звонил. Для решения всех вопросов Казахстана у Кунаева была достаточно надёжная связь с Брежневым. Он выходил прямо на него и отказа не получал. При необходимости обращался в Политбюро ЦК, и там не смели отказывать руководителю этой крупнейшей республики. Кунаев имел добрые и старые отношения с Устиновым, Черненко, Сусловым, Громыко и Кириленко. И этого было более чем достаточно.

Разумеется, позиция Кунаева изменилась, когда Горбачёва избрали генсеком, но было уже поздно. В сентябре 1985 года во время поездки Горбачёва в Целиноградскую область туда прилетел и Кунаев. Они встретились.

Понимания, видимо, достигнуто не было. Утром в день отъезда после завтрака они попрощались. Кунаев преподнёс традиционные казахские дары — два тёмно-зелёных бархатных халата, вышитых казахским орнаментом и отороченных соболями. Из соболя была и казахская шапка с бархатным верхом. Один из халатов был женский, предназначался для Раисы Максимовны. Дары были приняты, но рубец в отношениях так никогда и не рассосался. Алма-атинские события декабря 1986 года, происшедшие, как докладывал М.С. Соломенцев на Политбюро, с националистическим душком, дорого обошлись Кунаеву. Пленум ЦК за это, а также за приём даров от подчинённых освободил его от обязанностей члена ЦК КПСС. При выходе из здания охрана отобрала у него удостоверение. Старейший деятель партии, руководитель республики заканчивал свою политическую карьеру униженный и оскорблённый.

Сложными были у Горбачёва отношения со Щербицким. Независимый и неукротимый «дед», как звали его многие, не очень-то почитал молодого члена Политбюро ЦК. Однако позванивал, а когда однажды, будучи в Москве, зашёл к Горбачёву, тот был очень польщён. Об этом он часто вспоминал, и чувствовалось, что визит Шербицкого как-то смягчил отношения, но, видимо, далеко не полностью и ненадолго. В.В. Щербицкий не прибыл на Пленум ЦК, где избирали Горбачёва генсеком, объяснив, что не успевал прилететь из Нью-Йорка ко времени открытия заседания, хотя, по расчётам авиаторов, сделать это вполне мог.