Борис Львов-Анохин - Олег Даль: Дневники. Письма. Воспоминания

Ответ спешил, он, извиваясь, полз,

Из марева времен, дополз, устал,

Лежал он перед коброй сух и прост.

Здравствуй, милая моя грустная и седенькая старушка! Не печалься! Держи хвост пистолетом. Все будет тип-топ! Предрекаю тебе муку от меня неимоверную…

Но ты люби меня. Ты мне нужна. Мне необходимо плечо твое: ведь бедолага и безумец безвольный я.

Ну как?

Жду рецензии.

6.

27.9.70 г. Москва.

Утром сего дня, бредя по желтым листьям, покрывающим похолодевшую землю, подумал о тебе с прекрасной тоской.

С прекрасной потому, что она была светлой.

На душе у меня хорошо и покойно, потому что в мыслях моих ты.

Настроение мое тихое и благостное. Делюсь им с тобой щедро, как осень [20] Осень — любимое время года Даля. .

Тихонько и нежно обнимаю тебя и еле-еле касаюсь твоего лица, целую и дышу твоими глазами.

Не знаю, что такое любовь. Не знаю, как понимать сие обозначение некоего чувства или смысла его.

Но кажется мне, чувствую я что-то необычайное, как ребенок, который ждет пробуждения после новогодней ночи. В воздухе пахнет мандаринами, елкой, плюшевыми зайцами, и хочется как можно дольше не открывать глаза…

7.

27.9.71. Москва.

Здравствуй, дорогая моя славная Лизанька!

Долетел я хорошо и нормально [22] Летел из Ленинграда в Москву. В Москве Олег жил вдвоем с мамой — Павлой Петровной Даль. Лето она проводила на даче, а осенью часто ездила под Серпухов в поселок «Авангард». . В 10 часов был дома, а дома никого. Мама на даче. Позвонил Ире [23] Ира — Ираида Ивановна Крылова — сестра Олега. — она в неведении того, когда мама будет дома. По слухам, в среду, то есть 29, изволит прибыть. В холодильнике пусто и темно — не работает, телевизор гудит, но молчит и темен… И даже утюг молчит… А приемник… тоже. Завел будильник. Что-то тикает. Захотел поесть — нашел банку консервов югославских типа ветчины, а хлеба нет. Поднялся наверх, одолжил кусок у дядьки [24] Дядька — муж сестры Павлы Петровны, Надежды Петровны, — дядя Сережа. Они жили этажом выше. , закусил и лег вздремнуть. К четырем поехал во МХАТ [25] Во МХАТе начинались репетиции пьесы Л. Зорина «Медная бабушка». Олег мечтал сыграть Пушкина. . Увиделся с М.М. [26] М.М. — Михаил Михайлович Козаков. и поехал к нему домой. Был представлен его жене и ее маме. Славные женщины. Прочли пьесу. Потолковали. Закусили. Поболтали. Обменялись впечатлениями об отдыхе. Они в Румынии были в аналогичном положении [27] Мы с Олегом ездили отдыхать в Алушту по большому блату в Дом отдыха комсомола. Первое, что нам сказали при приезде: барышня пойдет к барышням, а молодой человек — к мальчикам. Мы взмолились: мы и так живем в разных городах, и только в отпуске можем быть целый месяц рядом. Но — был решительный отказ. Нам удалось снять «комнату», это была площадь 2 x 2 кв. м., и можно было, открыв дверь, сразу падать на ложе. Мы сдали путевки, приобрели курсовки. Была еще долгая эпопея с пропиской, с уплатой за оную — мы попали в черный список, так как без прописки нас кормить не собирались. А наш хозяин за прописку платить не хотел — деньги с нас получил и взял их себе. Мы еще раз ему уплатили — и в конце концов нас стали кормить. Олег мучительно искал возможность отомстить «гостеприимному» Дому отдыха, но такой возможности не было. Они были неуязвимы. Отдых был испорчен. Да и Алушта — грязная, переполненная злыми мамами с непослушными детьми, какими-то тракторами, ползающими по пляжу между загорающими людьми, с треском и выхлопными газами; комната, состоящая из неудобного ложа, — все это стало потом предметом шуток, а пока мы бродили по Алуште и утешали себя тем, что у каждого из нас есть хотя бы один человек — уважающий и любящий. Вероятно, в Румынии Михаил Михайлович Козаков и его жена Регина тоже испытывали какие-то трудности. . Ха! ха! ха! ха! Мих. Мих. суетлив и волнуется. Опекает меня как нянька. Видать, ставка на меня огромная. Что касается остальных, то встретили меня и знакомятся со мной с дрожью в руках. Шутят: «Вот и гений пожаловалис-с!» Ха, ха, ха. Я смеюсь. В общем, чепуховина. Суета сует. Как видишь, пока конкретным быть не могу из-за некоторой неясности в делах моих. Матушка моя, Павла Петровна, чувствует себя хорошо, любит вас с Олей [28] Оля — Ольга Борисовна Эйхенбаум. Олег очень скоро стал называть мою маму — Олей. и уважает и крепко целует. Ждет тебя, Лизонька, с нетерпением. Ну а обо мне что и говорить! Мундштук антиникотиновый сосу, сапожки твои меховые обнимаю — да так и коротаю длинные ноченьки!

Лизушка! Там в секретере есть мои фотографии на пропуск. Вышли, пожалуйста, пару штук — очень нужно. Целую тебя, миленькая. Олю обними покрепче и Кеньке [29] Кенька — кошка. Мне подарили на «Ленфильме» крохотного котенка. Олег снимался тогда в фильме «Тень» у Н. Кошеверовой. Я позвонила из монтажной в съемочный павильон и попросила Олега зайти ко мне. Он был в костюме Тени, в гриме; на улице жара, путь неблизкий, через весь двор. Пришел. Показываю ему котенка. Посмотрев на меня свирепыми глазами, спрашивает: «Ты за этим меня звала?» Ушел, не проявив никакой нежности к котенку. Когда я пришла домой, Олег сидел на балконе и листал англо-русский словарь. Спросила: «Что ты ищешь?» — «Имя для моей кошки». С тех пор она звалась Кенди (по-английски — конфета), потом упростили и стали называть просто Кенька. Она переехала с нами в Москву, Олег ее очень любил и многое ей объяснял — например, что точить когти она может только в одном месте, которое он ей указал. Кроме этого, он позволял ей выпускать когти, когда она сидела у него на плече, млея от удовольствия. Она прожила девятнадцать лет, пережив Олега на восемь лет. дай по уху.

P. S. Перечитал письмо и рассмеялся слогу. Не грусти, родненькая моя.

P.S.S. или P. P. S. Лизушкин, не пиши «Авиа» — медленнее идет.

8.

38.9.72 г. Москва.

Сегодня к одиннадцати на репетицию [30] Репетиции «Медной бабушки». .