Ирина Роднина - Слеза чемпионки

Это был 1963-й. Меня поставили в пару с Игорем, буквально только на чемпионат Москвы. Дальше мы не отобрались. Причем мы выступали по первому взрослому разряду. Я продолжала кататься как одиночница, а потом появились у нас в ЦСКА чехи — супруги Балун. Они работали в Москве год. В сезоне 1964 года теперь уже не Москве, а команде ЦСКА полагалось выставить команду. Меня опять поставили в пару, уже с Олегом Власовым, и вновь как самую маленькую. На этот раз мы отобрались на чемпионате Москвы. И теперь уже выступали на уровне кандидатов в мастера. Так я попала на чемпионат Советского Союза, который проходил в Лужниках. Там Жук меня в первый раз и увидел. Он вел пару из Ленинграда. По-моему, Литвинову и Соловьева. Другую пару, Морозову — Сурайкина, тогда вел Протопопов. Когда чехи уехали и Жук пришел в ЦСКА, он на меня все время посматривал, я же продолжала кататься как одиночница.

Многие думают, что Жук всю жизнь проработал в ЦСКА. Но это не так. Он закончил свою спортивную карьеру в 1961 году. В 1960-м был на Олимпийских играх шестым — это первое олимпийское очко, которое наши фигуристы принесли в общекомандный зачет. В 1961 году пара Нина и Станислав Жуки готовилась выступать на мировом первенстве, но чемпионат мира, как я уже говорила, был отменен, потому что в авиакатастрофе разбилась американская команда. До этого советские фигуристы в чемпионатах мира не принимали участия, только в чемпионатах Европы. Разбилось и спортивное будущее Жука — на фоне этого трагического события он закончил свою спортивную карьеру. На следующий год Жук уже тренировал Протопопова и поехал с ним в Братиславу на чемпионат мира 1962 года. Протопопов тогда выступал за «Локомотив». Жук, как и Протопопов, жил в Питере. Оба они были учениками легендарного Петра Петровича Орлова. Там собралась хорошая группа: Майя Беленькая и Игорь Москвин, Станислав и Нина Жуки и молодые Белоусова с Протопоповым.

Хотя Белоусова — москвичка, Протопопов ее из Москвы пригласил в пару. Каталась еще у Жука пара Таня Жук — Александр Гаврилов. Таня — это сестра Стаса. На этом чемпионате в Братиславе Протопопов с Белоусовой заняли второе место. Первое место оказалось за канадцами — братом и сестрой Джилиник. Протопопову повезло, потому что сильнейшие, немцы Килиус — Боймлер, во время выступления столкнулись друг с другом при исполнении прыжка в либелу, то есть прыжка с вращением. И в середине программы остановились — из-за травмы не могли кататься.

По-английски этот прыжок называется флайн-кэмел, у нас почему-то прыжок в либелу. Это чисто советская выдумка, потому что мы долгие годы были оторваны от мира. Вот откуда появились нелепые названия вроде «двойного тулупа» и всякие другие «цааки». Сейчас мы в основном пользуемся международной терминологией. Но, по-моему, до сих пор половина наших тренеров до конца не знает международных названий элементов. Говорить «тулуп», как у нас это принято, нельзя, потому что это название произносится как «то луп»: «то» — «через», «луп» — «зубец», «через зубец». А у нас появились двойные зимние тулупы, тройные дубленки. Например, Жук сам «цааку» придумал. Откуда эта «цаака», которой в помине нет в международной терминологии? Но она была изобретена Жуком, постарались не по своей воле и другие советские тренеры.

Но я отвлеклась. Все, чего я достигла, выступая как одиночница, — хорошо выглядела в произвольном катании. Но приходилось катать и «школу». Жук, когда я рисовала на льду фигуры, подходил посмотреть и тяжело вздыхал. Помню его такой характерный жест, он безнадежно отмахивался. «А, — говорил он, глядя на мои следы, — букет моей бабушки!» И уходил. У меня был настолько комариный вес, что я сама собственного следа на льду увидеть не могла, что уж говорить об арбитрах. Вообще «школу» мне скучно катать. Говорят, те, кто владеет «школой», ловят в ней определенный кайф. Но умеет тот, у кого она получается естественно, от рождения — выучиться ее катать невозможно. К тому же я не понимала, зачем она нужна. Я не только не могла найти свой след — все эти «тройки» и «скобки» мне совершенно безразличны. Удивительно, но если говорить о технике в произвольном катании, то у меня тут достаточно богатый арсенал. Считалось, что человек, который хорошо катает «школу», хорошо владеет коньком. Но «школу» я катала отвратительно, а коньковая техника у меня была хорошая. Прыжок получался средненький. Поэтому после «школы» (а она всегда шла первой) я оказывалась где-то в конце второй десятки, а потом за счет произвольного катания поднималась.

Весной шестьдесят шестого года я стала призером чемпионата Советского Союза и кандидатом в мастера спорта. Именно в это время Саша Тихомиров и предложил попробовать покататься с ним в паре, тем более что Жуку, конечно, было не до меня. Мы с мамой пришли к нему отпрашиваться, но он попросил нас подождать и начал бурно мне искать партнера. Вероятно, глаз он на меня положил, просто руки не доходили. Я для него была еще слишком молода, во втором, в третьем эшелоне. Через две недели он предложил мне попробовать встать в пару с Улановым, хотя мне безумно хотелось кататься с Александром Тихомировым. Сама не знаю почему. Наверное, он мне внешне больше нравился. Я думаю, что для Леши это предложение оказалось очень тяжелым, потому что партнершей его была родная сестра Лена. Но Лена выросла, стала выше и тяжелее и явно его тормозила. Папа Уланова поддерживал решение Жука, а мама была категорически против.

Папа у Леши — высокий, стройный офицер. И сын очень на отца похож. А Лена получилась такая кругленькая, но ей очень нравилось кататься, хотя это явно не ее дело. В семье Улановых начался ужасный разлад. Но мы с Лешей уже несколько дней вместе тренировались, а я понятия об этом не имела. Вдруг на каток влетает женщина восточного типа, совершенно разъяренная. Как выяснилось, у Лелика мама родом из Баку. Помню огненные темные глаза, которые буквально сверкали. Она вдоль борта бегала и что-то кричала. Мне Стас велел: иди в раздевалку, тренировка закончилась. У нас тогда была общая раздевалка. Девочки переодевались в туалетной комнате, точнее, перед ней, где умывальники, а мальчики в душевой. Я пошла в раздевалку. Не успела коньки снять, как эта дама, как оказалось Лешина мама, влетела за мной.

Перед душевой тоже была небольшая комнатка, где можно было одежду оставить — наша советская система на выживание. Раздевалок во Дворце спорта было мало, и большую часть из них занимали хоккеисты ЦСКА.

Эта дама схватила меня и буквально стала душить. Хорошо, что в этот момент в раздевалку вошла Мила Пахомова, которая вырвала меня из ее рук. Сам Лешка, оказывается, ушел из дома и жил какое-то время у Татьяны Петровны Матросовой. Она работала хореографом на СЮПе, была одинокой и многих мальчишек — и братьев Четверухиных, Лешу и Сережу, и Сережу Волгушева — опекала. Лешина мама решила, что это я во всем виновата.