Георгий Семенов - О себе

Выезд и пересадка на поезд прошли благополучно, и уже в Даурии я получил сведения о том, что в Чите меня хватились только через два дня. Во главе связи в Чите я оставил своего личного и близкого друга сотника (ныне генерал-майор) Льва Филипповича Власьевского. Его задача была весьма трудна и рискованна, но он блестяще с нею справился.

В Даурию я приехал ночью 28 ноября и остановился у поселкового атамана Даурского поселка. Казаки жаловались на распущенность и бесчинства солдат дружины, охранявшей лагерь военнопленных. Утром я отправился в казармы, где помещался лагерь и дружина, его охранявшая. Там я встретил офицеров дружины штабс-капитана Усикова и Опарина, от которых получил полную ориентировку в настроении как солдат дружины, так и военнопленных. В Даурии ко мне присоединились приехавшие из Березовки: войсковой старшина барон Унгерн, хорунжий Мадиевский, подхорунжий Швалов, мл. уряд. Батаков, ст. уряд. Медведев и казак Батуев.

Со мной вместе приехали мл. уряд. Бурдуковский и солдат Замкин. Часть своих людей я отправил в верховья Онона до гор. Акши, во главе с А. А. Погодаевым за вербовкой добровольцев и сбором лошадей, а сам собрался поехать в Харбин к генералу Хорвату с тем, чтобы предложить ему свои услуги по приведению в порядок ополченских дружин, стоявших гарнизонами по линии КВЖД, и по сформированию добровольческой пограничной стражи, которая могла бы взять на себя охрану порядка в крае. Я считал, что генерал Хорват, у которого были все возможности и средства для сформирования и содержания одной отдельной бригады, как комиссар Временного правительства не должен подчиниться советской власти, которая вступила на путь открытой борьбы с правительством и предала Россию в Брест-Литовске, заключив сепаратное перемирие с австро-германцами, и потому решил отдать себя и свои силы в полное его распоряжение.

Гарнизон Даурии. Военнопленные. Капитан принц Элькадири. Полицейская команда. Комиссар Березовский. Командировка поручика Жевченко. Офицеры дружины. Обстановка в Харбине. Расстрел Аркуса. Поездка на ст. Маньчжурия. Прапорщик Кюнст и чиновник Куликов. Обстановка в Маньчжурии. Мое решение разоружить Маньчжурский гарнизон. Приглашение представителей властей на совещание. Заседание революционного трибунала. Вызов из Маньчжурии моих людей.

Гарнизон Даурии состоял из одной ополченской дружины. Обязанности его заключались в окарауливании лагеря военнопленных; но состояние дружины, совершенно разложившейся, было таково, что не ополченцы окарауливали военнопленных, а скорее последние контролировали дружину. Гарнизонный комитет с первых дней моего появления в Даурии пытался было вмешаться в мою работу и подчинить моих казаков своему контролю, но раз навсегда был поставлен мною на место, и после энергичного разгона одного из заседаний, на которое я явился с Бурдуковским, вооруженным ручными гранатами, настроение солдат стало немного приличнее. Пьянство и грабежи в казачьем поселке были прекращены самыми строгими мерами воздействия, для чего мне пришлось сформировать нечто вроде военно-полицейской команды из военнопленных германцев и турок. Команда эта была поручена барону Унгерну, хорошо владевшему немецким языком и занимавшему должность моего помощника.

Среди военнопленных, содержавшихся в лагере в Даурии, находился капитан турецкого Генерального штаба принц Элькадири, один из членов рода, происходящего по прямой линии от пророка Магомета. Капитан Элькадири был освобожден из лагеря и поступил на службу в мой Штаб в качестве добровольца. Впоследствии, после заключения перемирия на Западном фронте, он связался, при посредстве великобританского генконсульства в Харбине, со своими родными в Багдаде, и вскоре после этого я получил письмо из великобританского посольства в Пекине с просьбой не задерживать в Сибири принца Элькадири и дать ему возможность выехать в Пекин, откуда он будет отправлен на родину. Я предложил принцу немедленно выехать в Пекин, стоимость до которого будет мною оплачена, но он, как истый рыцарь долга и чести, отказался воспользоваться моим предложением и просил меня разрешить ему остаться со мной до конца борьбы с большевиками, к которой я готовился в то время и к которой он считал себя приобщенным с того момента, как из положения военнопленного он был назначен в состав моего Штаба. В настоящее время принц Элькадири занимает видное положение на своей родине, но полной связи со мной не теряет и время от времени пишет мне. У меня лично остались самые лучшие воспоминания как о нем самом, так и о его чисто восточной верности долгу и чувству признательности.

Покончив вопрос с организацией полицейской команды из военнопленных, которые отлично справлялись со своей задачей, я решил обеспечить себя от всяких неожиданностей со стороны читинского совдепа и для этого обратил свое внимание на казака Березовского, который был командирован из Читы в качестве коменданта станции Даурия.

Березовского я знал еще по мирному времени. Казачишка он был никудышный, крайне вздорный и бестолковый, но с повышенным самолюбием, которое в условиях военной службы старого времени привело его в конце концов к какому-то крупному нарушению требований воинской дисциплины, результатом чего явилась отдача под суд и дисциплинарный батальон. После революции он был амнистирован, вернулся в войско, и теперь я нашел его членом читинского совдепа и комендантом станции Даурия. Я был уверен, что болезненное самолюбие Березовского может быть подкуплено обещанием провести его в офицерское звание, и, пригласив как-то его к себе к чаю, я прямо предложил ему перейти ко мне на службу, обещая, если он оправдает мое доверие и прекрасно выполнит те задания, которые я дам ему, то я, как военный комиссар Временного правительства, условно, впредь до утверждения правительством, произведу его в чин прапорщика. Как я и ожидал, Березовский с готовностью согласился на мое предложение, и я приказал ему передавать в Читу только ту информацию, которую он будет получать от моего Штаба, все же остальное задерживать и представлять мне.

Березовский своими действиями оказал большую услугу зарождавшемуся Белому движению. Пользуясь полным доверием читинского совдепа, он своей тенденциозной информацией спутал все расчеты Читы и удержал ее от активных действий против меня в такой момент, когда мою деятельность можно было легко пресечь без особых усилий. Зато он заваливал меня информацией о Чите настолько сомнительного, в отношении согласования ее с истиной, свойства, что это обстоятельство первое время заставляло относиться к нему с известной осторожностью. Последствия, однако, показали, что Березовский вполне честно работал на меня, но, как склонный к увлечениям, преувеличивал и свои сведения и свои заслуги. Перед началом боевых операций я произвел его условно в чин прапорщика. Впоследствии Омское правительство адмирала Колчака утвердило это производство, и к началу эвакуации из Забайкалья Березовский дослужился до чина подъесаула. В эмиграции он ударился в богоискательство; перешел к адвентистам, от имени которых миссионерствовал по линии б. КВЖД, затем вернулся в лоно православия, обличал адвентистов и их понимание Св. Писания и в настоящее время находится где-то в Северном Китае.