Мария Славкина - Байбаков

Обо всем об этом Дмитрий Владимирович написал статью, которая была опубликована в «Экономической газете». Тут же поднялась шумиха. «На меня покатили бочку, особенно пищевики, — вспоминает Украинский. — Как это так: работник Госплана поносит линию партии и правительства по ликвидации совнархозов! Байбаков меня вызвал и говорит: „Дмитрий, ты затронул тему, которая вообще-то политическая. Но то, что ты написал, все правильно. Я звонил в Краснодар, узнавал. Так вот лети туда, найди людей и напиши с ними вместе докладную записку. Я этот вопрос поставлю на коллегию. Это безобразие“».

И Дмитрий Владимирович поехал в Краснодар. «Сначала партийные органы смотрели на меня косо, — продолжает он свой рассказ. — Мне дали паршивый номер в гостинице, прикрепили к ужасной столовой, выделили какую-то разбитую машину — а мне надо было много ездить. Одним словом, дали почувствовать соответствующее отношение. Тогда я решил пригласить их к себе в номер. Позвонил секретарше, передал приглашение. И вскоре ко мне приехали руководители райкома. Разговорились — то да се. И тут неожиданно меня спросили: „Дмитрий Владимирович, а кем вам доводится Украинский Владимир Тимофеевич?“ Я ответил, что это мой отец. Оказалось, что среди них были выпускники того института, который возглавлял мой отец. „Тогда совсем другое дело, — отношение ко мне тут же изменилось. — Мы вам все расскажем“. И стали „колоться“. Выяснилось, что все, о чем я написал в статье, оказалось бледной тенью по сравнению с тем, что там было на самом деле».

Вернувшись в Москву, Дмитрий Владимирович прямо с чемоданом приехал в Госплан и доложил обо всем Байбакову. Вопрос тут же вынесли на коллегию. Приглашенные пищевики, конечно, старались защищаться. Но Николай Константинович был категоричен. Как рассказывает Украинский, «Байбаков выступил очень резко. Говорил о том, что терпеть такое положение дел немыслимо, что такими действиями страну возвращают на 10 лет назад». Вот так бескомпромиссно «ведомственник» Байбаков отстаивал то, что удалось сделать в период существования совнархозов.

Как ни странно, строительство сахарных заводов натолкнуло Байбакова на интересные решения другой проблемы — кукурузной.

До наших дней о кукурузе дошло немыслимое количество анекдотов… О том, как русских узнавали на Марсе, потому что они сеяли там кукурузу. О том, что кукуруза — это страшная штука, если ты ее не уберешь, уберут тебя. О том, как воскрес Сталин, и это время Никита Сергеевич решил пересидеть в кукурузе. Но наш герой относился к кукурузе положительно. Конечно, выращивать «царицу полей» на Крайнем Севере — абсурд. А вот в Краснодаре — почему бы и нет?!

Официально вторым хлебом в СССР эта сельскохозяйственная культура стала в сентябре 1956 года. Тогда в Москве состоялся всесоюзный семинар по кукурузе. Именно на нем Хрущев произнес крылатую фразу: «Кукуруза, товарищи, это танк в руках бойцов». Советская пропаганда объясняла: «Каждый гектар кукурузы при урожае 30 центнеров дает 7 центнеров свинины, 85 центнеров молока, 40 тысяч яиц». Кукурузе отводилось важное место в решении острой животноводческой проблемы. «Догоним Соединенные Штаты по производству мяса, масла, молока», но прежде еще и по кукурузе!

Когда Байбаков приехал на Кубань, край уже вовсю соревновался со штатом Айова. Однако оказалось, что фермеры США стабильно собирают урожай в пределах 50–55 центнеров с гектара, а Кубань — 25–30 центнеров. Что делать? По своим обязанностям Николай Константинович мог и не вникать в тонкости выращивания кукурузы (в первую очередь совнархоз отвечал за промышленность и строительство), но разве мог он пройти мимо такой задачки?!

По его просьбе агрономы проанализировали причины расхождения в урожайности кукурузы. Оказалось, что качество почв Айовы и Кубани, количество вносимых удобрений и солнечный градиент идентичны, но по количеству осадков эти районы резко отличались. В Айове в год выпадало осадков в среднем в 3–4 раза больше, чем на Кубани, что и явилось главной причиной такого большого различия в урожайности кукурузы. «Значит, нужна мелиорация», — заключил Байбаков и начал действовать. Рецепт у него уже был готов — использовать созданные при сахарных заводах водоемы. Да и с трубами проблем не должно было возникнуть. В Краснодарском крае удалось наладить собственное производство.

На одном из пленумов крайкома Николай Константинович выступил со своим предложением. Партийные руководители насторожились — и чего это Байбаков полез в кукурузные дела? Битва за урожай была их стихией! Инженерные новации председателя совнархоза были встречены без энтузиазма. «К сожалению, на мое предложение отозвался лишь секретарь Малороссийского райкома, — рассказывал Байбаков. — На следующий день он пришел в совнархоз и мы с ним обсудили, как и в какие сроки оросить 40 гектаров его угодий под посев кукурузы. Прикидывали и так, и эдак, спорили, доказывали друг другу целесообразность использования тех или иных способов, а вскоре приступили к делу. Проложили водопроводы к этому участку от насосных станций сахарного завода, сделали два полива: сначала в феврале, когда завод закончил переработку свеклы, затем в августе, перед началом переработки. И что же? К удивлению скептиков, урожай кукурузы оказался очень хорошим: на контрольном участке — 27 центнеров с гектара, а на нашем, орошаемом — 83 центнера. То есть в три раза больше».

Американский фермер Росуэлл Гарст — а это был непростой фермер: он переписывался с Никитой Сергеевичем, встречался с советским лидером в Москве, а в 1959 году принимал Хрущева на своей ферме в городке Кун-Рэпидс — отнесся к успехам кубанских кукурузоводов с недоверием и лично приехал в Краснодар, чтобы своими глазами увидеть эти достижения. Он побывал в ряде районов, ему показали все, что было сделано. «Не знаю, убедили ли Гарста наши результаты в чем-нибудь, — продолжал свой рассказ Николай Константинович, — но опыт в Малороссийском районе подтвердил огромные возможности мелиорации земель. На таких землях при хороших климатических условиях кукуруза почти везде дает высокие урожаи… К сожалению, напористое требование Хрущева повсеместно расширять посевы кукурузы без учета климатических условий ухудшило отношение к этой культуре».

Все, кого мы спрашивали об увлечениях Байбакова, обязательно говорили: Николай Константинович был большим ценителем напитков, знал в этом толк, разбирался, а дома у него был просто фантастический бар… Внучка Маша подтвердила. «Смотрите, — показала она шкафчик времен 1980-х годов, и мы увидели бутылки всевозможных цветов, размеров, форм, — это лишь малая часть того, что было у деда».