Мария Славкина - Байбаков

«Во что бы то ни стало вырваться» — когда еще, как не в молодости, ставить перед собой цели, стремиться, добиваться. Творческая беспокойная натура! Он талантлив и честолюбив. Ему так хочется большой жизни, чего-то неизведанного. Но интересы Родины превыше…

Ни в Москву, ни в Майкоп, ни в Грозный Николай Байбаков не едет. Еще до получения диплома в 1931 году он начинает работать на бакинских промыслах треста «Азнефть». Именно здесь добывается большая нефть. Именно здесь куются победы нефтяников. Именно здесь не хватает специалистов-инженеров.

В конце 1920-х годов СССР берет курс на социалистическую индустриализацию. Поставлена задача в кратчайшие сроки сократить отставание экономики от передовых капиталистических стран и превратиться в ведущую индустриальную державу. «Черному золоту» отводится особая роль. Руководство страны подчеркивает: «Нефть является самым политическим продуктом. Как поставщик тракторного топлива и топлива для автомобилей нефтяная промышленность должна рассматриваться как база индустриализации».

Первая запись в трудовой книжке Николая Байбакова — «инженер по эксплоатации» (так в документе. — М. С.)… Он с увлечением входит в курс дела, осваивается на производстве. Его родной промысел — Ленинский, тот, что в Балаханском районе. Название обязывает — все самое передовое, прогрессивное здесь.

1920–1930-е годы — время технического перевооружения отрасли. Общий лозунг — «большевики должны овладеть техникой!». Еще недавно добыча «черного золота» не требовала столь сложных механизмов. Если повезет — ударит нефтяной фонтан. А если нет — добывать черную маслянистую жидкость будут тартанием — это когда нефть вычерпывается из скважины узким длинным ведром — желонкой. Так было… А теперь? Насосы, электричество, технологические режимы — это уже совсем другое производство! К каждой скважине нужен свой, особый подход — инженерный. Конечно, катастрофически не хватает оборудования и материалов. Но дефицит ресурсов должно компенсировать творческое начало. А это как раз стихия молодых инженеров — таких, как Николай Байбаков.

«Мои дела идут в гору, — писал Николай Константинович брату в Москву. — В настоящий момент получил повышение и занимаю пост заместителя заведующего 3-й группы 1-го цеха Ленинского промысла (это бывший IV и V промыслы Балаханского района). Нужно сказать, работа эта требует большой серьезности, так как быть техническим руководителем бывших двух промыслов — дело не совсем простое. Но все же, несмотря на это, я чувствую, что смогу оправдать свое назначение… я свободно вхожу в курс своих дел и, как будто, справляюсь со своей работой. Оклад пока неизвестен, но по всей вероятности буду получать не менее 300 рублей».

Николай Байбаков — грамотный специалист. Для начала он организовывает исследование скважин, ставит опыты по определению рациональных режимов работы глубинных насосов. Позже появляются и первые рационализаторские предложения.

Например, для поддержания и наращивания добычи было начато бурение на кирмакинскую и подкирмакинскую свиты. Дебиты скважин увеличились, но вместе с ними возросла и обводненность продукции: верхние «кирмакинские» воды разрушали тампонажный цемент и попадали в продуктивные пласты. Николай Байбаков предлагает метод «вторичных заливок»: воду «закрывали» цементом, подаваемым под большим давлением. Этот метод получил его имя, но не был запатентован и в мировой практике известен под другим названием.

В дальнейшем Николай Константинович обращает внимание на метод беструбной эксплуатации, когда вместо остродефицитных насосно-компрессорных труб для подъема нефти используются обсадные колонны. В 1933 году выходит его брошюра «Беструбная насосная эксплоатация» (так в источнике. — М. С.). В предисловии он отмечает: «Беструбная эксплоатация, выйдя из стадии опыта, нашла теперь широкое промышленное применение, благодаря чему „Азнефть“ получила десятки тысяч метров насосных труб, сэкономленных при внедрении этого способа… Цель данной брошюры — дать простое и наглядное изложение сущности беструбной эксплоатации и, наряду с этим, отметить моменты, на которых изобретательская мысль должна заострить свое внимание».

Активного, энергичного инженера руководство ценит и продвигает. Из помощников заведующего группой его переводят заведующим группой, предоставляют отсрочку от службы в армии. «Дела мои пока хороши и жаловаться на что-либо мне не приходится, — пишет он Шуре и Миле в 1934 году. — Вы по всей вероятности знаете, что сейчас проходит призыв в Красную армию, и в связи с этим я должен вступить в ее ряды, но и в этом году, как и в прошлом, я получаю отсрочку. Директор промысла Крылов не согласился отпустить меня и выхлопотал для меня отсрочку, несмотря на то, что сделать это было трудно. Если в прошлом году было дано отсрочек 40 инженерам и техникам, то в этом году дали всего-навсего 3 отсрочки. Таким образом, наш промысел в связи с этим призывом сильно будет страдать из-за отсутствия молодых технических кадров».

Горячка на производстве, авралы. Но маленькие житейские радости не чужды молодому человеку. Из письма брату: «…продолжаю работать в том же духе. С 01.09 вылезли из прорыва и теперь немного отдыхаем. Из новостей могу вам сообщить одно — это то, что я купил себе патефон. Просил пару, но из-за того, что было слишком много кандидатур из нашего начальства, получить два не удалось, но обещание все же получил, и надеюсь, что и для вас патефон будет. Патефон ленинградский, не плохой. Лучше, чем те, которые были в первой партии, и обошелся мне в 150 рублей (патефон, 1000 штук иголок и одна пластинка). В торгсине этот же патефон стоит 450–500 рублей».

Какие мелодии слушал молодой инженер Байбаков? Джаз, ритмы фокстрота, румбы и чарльстона — по популярности им не было равных… «Еще недавно, — удивлялась газета „Комсомольская правда“ в октябре 1934 года, — увидев во сне саксофон или Утесова, музыкальный критик просыпался в холодном поту и бежал в „Советское искусство“ признавать свои ошибки. А сейчас? Сейчас от „Моей Маши“ нет житья. Куда ни пойдешь, она всюду сидит у самовара… Джаз Утесова, джаз Ренского, джаз Скоморовского…»

В наши дни короткий период 1933–1934 годов историки называют своеобразной оттепелью. Вместо мифических городов-садов и изобильного социализма, обещанных в начале первой пятилетки, советским людям в качестве перспективы стали предлагать вполне понятный перечень потребительских благ: комнату, мебель, одежду, сносное питание, возможности разнообразного досуга. «Красная Россия становится розовой», — констатировала зарубежная пресса. Да и как иначе? Теперь советские женщины могли порадовать себя чулками из искусственного шелка, а молодые люди — джазом и фокстротом. Еще недавно все это считалось идеологически невыдержанным и порицалось за буржуазность.