Петр Горелик - По теченью и против теченья… (Борис Слуцкий: жизнь и творчество)

Вы, конечно, знаете, как Вас любят. Но так же, как любимой женщине, любимому поэту нелишне услышать слова восхищения и любви. Любят Вас очень многие, люди всех возрастов и профессий, в том числе и Ваш покорный слуга. Желаю Вам здоровья и силы духа. 3. Рингель».

Все есть для издания стихов Слуцкого — есть его стихи, есть замыслы составителей, велик читательский спрос. Это залог того, что новые сборники появятся.

Разговор о литературном наследии Слуцкого будет неполным, если не сказать о вышедшей в 2003 году книге Гр. Ройтмана «Борис Слуцкий. Очерк жизни и творчества» (изд. «Hermitage», Tenafly, NJ) и о изданных в 2005 году воспоминаниях о Борисе Слуцком — «Борис Слуцкий: воспоминания современников» (СПб.: Журнал «Нева», 2005. С. 560).

Появление книги Гр. Ройтмана вызывает вопрос: почему первая монография о Борисе Слуцком вышла за рубежом раньше, чем в России. И автор, и критики указывают на ряд причин. Упоминают о большом количестве неопубликованных и мало исследованных архивных материалов; о многих стихах, не увидевших свет при жизни автора, о нежелании близких Слуцкому людей «натягивать на поэта смирительную рубашку монографии». Не вступая в полемику с небесспорными утверждениями критики и не умаляя заслуги Гр. Ройтмана, мы вынуждены лишь подчеркнуть, что имя Бориса Слуцкого никогда не оказывалось в России на обочине литературного процесса. Без опубликования в российской печати серьезных исследований, без титанической работы первого публикатора литературного наследия Слуцкого — Юрия Болдырева, без обширной литературы, прямо или косвенно посвященной жизни и творчеству Слуцкого (более 150 названий), монографическое издание было бы невозможно.

Крупным вкладом в изучение жизни и творчества Бориса явилось издание воспоминаний о нем. Упомянутая нами книга включает воспоминания людей, близко знавших Слуцкого и высоко ценивших его творчество. Среди 49 авторов — известные писатели и поэты, соученики по школе и сокурсники по двум институтам, товарищи по фронту. О Борисе Слуцком вспоминают люди, различные по своим литературным пристрастиям. Их воспоминания рисуют портрет Слуцкого — солдата, художника, доброго и отзывчивого человека, ранимого и отважного, смелого не только в бою, но и в отстаивании права говорить правду. В книгу вошли воспоминания, опубликованные ранее и специально написанные для данной книги Н. Коржавиным, Б. Сарновым, Ал. Симоновым, Л. Мочаловым, Н. Королевой, А. Турковым. В ней представлены также отдельные высказывания о Слуцком и его творчестве, разбросанные по небольшим, давно ставшим редкостью изданиям. Преодоление конъюнктурных трудностей рыночного книгоиздания — заслуга Алексея Симонова и редакции «Новой газеты»: без их помощи и поддержки книга вряд ли увидела бы свет.

Эти воспоминания явились для авторов важным источником при написании предлагаемой читателям книги.

Жизнь Бориса Слуцкого поучительна. Ему выпало жить в пору великих социальных сдвигов XX века, в пору войн и революций, «оттепелей» и охлаждений, в преддверии перестройки. Его жизнь — пример верности долгу и совести. Как поэт он «едва ли не в одиночку изменил все звучание русской послевоенной поэзии» (И. Бродский). Его стихи не понять, если не учесть удивительный эффект их воздействия. Казалось бы, в его этике, поэтике и биографии нет ничего особенного, все очень просто, все похоже на притчу и на житейскую историю. Но, сцепляясь, соединяясь, обыкновенные факты, обыкновенные слова царапают душу. Как? Этого не понять походя; но стоит задержаться чуть больше чем на миг — и можешь заплакать.

Слуцкий понимал, что любая социальная ломка трагична для отдельно взятого человека. Очень рано он понял и сформулировал для себя задачу своей поэтики: сделать все, чтобы людям было легче переносить эту самую социальную ломку, честно и нелицеприятно зафиксировать время катастрофических социальных изменений. Даже не зная советских реалий, можно понять жизнь и поэзию Бориса Слуцкого. Как у всякого истинного поэта, они у Слуцкого слиты, соединены. Он прожил жизнь, как будто написал балладу, в которой абсолютно совпадают поэзия и жизнь — без люфта, без зазоринки, без щели.

Борис Слуцкий трижды возвращался из небытия. Можно сказать, что он своей судьбой захотел подтвердить правильность рассуждений своего учителя, Сельвинского: «Трагичность — это такое положение героя, когда преграды, стоящие перед ним, настолько сильнее его возможностей, что борьба становится безнадежной, а сам он обречен на гибель. Трагедийность же — это такое положение героя, когда преграды настолько велики, что угрожают его жизни, но дыхание истории, от имени которой действует герой, сильнее этих преград, и, следовательно, не герой, а преграды обречены на гибель» (И. Л. Сельвинский. «Студия стиха»).

В самом деле, комиссованный послевоенный инвалид с непрекращающейся головной болью усилием воли делается — то есть буквально: делает себя — пишущим, но не печатающимся поэтом. Десять лет он существует в этом положении — странном, чтобы не сказать мучительном или трагическом для человека, совсем недавно «формировавшего правительства в Венгрии и Австрии».

Когда же наступает «оттепель», оказывается, что именно у этого непечатающегося поэта как раз и нашлись те самые стихи, которых ждет оттаивающая страна. Первая слава Бориса Слуцкого — это оттепельная слава. Проходит время. Борис Слуцкий попадает в хрестоматии и антологии. Потом его настигает трагедия — смерть жены. Десять лет Слуцкий проводит в тяжелейшей депрессии, умирает накануне новой «оттепели». И снова, на сей раз уже без него, его стихи оказываются востребованы: и те, которые он писал в стол, и те, что были уже опубликованы.

Наконец, его, уже умершего, нобелевский лауреат называет тем поэтом, кто едва ли не в одиночку изменил звучание всей послевоенной русской поэзии.

Преграды, стоявшие на пути Слуцкого, оказались и впрямь преодолены. Но дело было не только в дыхании истории. Дело было в разуме и совести героя, поэта Бориса Слуцкого. Он заблуждался изначально, он «строил на песке» — но он был поставлен в такие условия, где не заблуждаться было нельзя. Однако же Слуцкий с честью выпутался из всех заблуждений, оставив нам свою поэзию, являющуюся отражением и его времени, и его самого.

Слуцкий редко, почти никогда не ставил дат под своими стихами. Он недаром называл себя «учеником Маяковского», писавшего: «запоминать: такое-то стихотворение написано в Павловске у фонтанов, считаю нелепым». Все же последние свои стихи он датировал. Дата стоит и под этим стихотворением: 22. 04. 1977 года. Через месяц он заболел.