Дмитрий Володихин - Царь Федор Алексеевич, или Бедный отрок

Отказать не получалось.

Боярская дума ответила покорной просьбой: «Чтоб он, великий государь, указал учинить… всем им во всяких чинах быти без мест… а ныне указал бы он, великий государь, на искоренение той меж ими злобы, от которой происходит нелюбовь, — разрядные случаи отставить и совершенно искоренить» [170] Там же. С. 41-42. . Мельком в документах Соборного совещания говорится и о мнении не столь высокопоставленных вельмож. «Стольники, стряпчие, дворяне и дети боярские» также не выразили несогласия.

Федор Алексеевич мог ликовать: судьба реформы оказалась решена в положительном ключе.

Может показаться странным, что ни один из знатнейших аристократов, прямо задетых отменою местничества, не начал протестовать. А о групповом, «партийном» протесте и говорить нечего! На Соборном совещании не произошло ничего подобного. Отчего же русская знать так легко сдалась? Допустим, против нее царь собрал преобладающую силу. Но почему служилая аристократия — богатая, горделивая, вельможная — даже не заявила о своем несогласии? Темно, жутковато выглядит эта ее немотствующая покорность…

Историк С.М. Соловьев предположил по этому поводу следующее: «Быть может, некоторые спросят: как же это вдруг сделалось? Легко, без всякого сопротивления отменен вековой обычай, отменен без малейшего сопротивления со стороны тех людей, которые шли в тюрьму и под кнут, отстаивая родовую честь? Отменен не железною волею Петра, но волею слабого, умирающего Феодора? На этот вопрос ответим вопросом же: что можно было возразить на слова царя и патриарха, порицающих местничество? Что можно привести в защиту этого обычая? [171] Вот уж многое можно привести в защиту этого обычая, только не в середине XVII века, а в начале его или же в XVI столетии. Тогда местничество уберегло для России значительный процент здоровой национальной силы, не истребленный в междоусобных столкновениях. Всякий, при случае, считал своею обязанностью отстаивать родовую честь… но при случае, когда он знал, что следствием этого случая будет бесчестье, позор и укоризны; так и в последнем случае служилых людей расписали по-новому в разные войсковые должности, и они бьют челом, что члены других родов в эти должности не назначены, так не было бы им от них после бесчестья и лучше всего уничтожить места. Все восставали при случае, но за местничество вообще, как за что-то полезное и нравственное, никому восставать было нельзя…» [172] Соловьев С. М. История России… Кн. 7. С. 242.

Но ответ может быть и другим. Недовольство звучало — об этом уже говорилось выше. Однако главный источник, по которому судят о ходе Соборного совещания 1682 года, — «Соборное деяние», официальный документ. Насколько он достоверен — вопрос, до сих пор не получивший серьезной разработки. Возможно, русская знать открыто возмущалась и боролась с неугодным нововведением, возможно! Однако при составлении бумаги общегосударственной важности этот протестный аспект могли просто-напросто опустить, дабы не подавать никому соблазна к мятежным настроениям…

Царь повелел боярину князю Михаилу Юрьевичу Долгорукому и думному дьяку Василию Григорьевичу Семенову принести все разрядные книги, «…в которых писаны бывшие случаи с месты при прежних великих государях царех и великих князех российских и при деде его… Михаиле Федоровиче… и при отце его… Алексее Михайловиче».

Разрядные книги велись как минимум со второй половины XV столетия, то есть со времен Ивана III Великого. Их накопилось громадное количество. Именно они служили главным аргументом при местнических тяжбах. В них содержались списки воевод, а иногда еще и командиров пониже рангом для всех сколько-нибудь значительных воинских операций. Туда же записывали всех заметных участников дворцовых церемоний — например, свадеб царя, его родни, знатнейших лиц державы. Туда же попадали те, кто составлял государям застольную компанию, строил города, вел разведку в степи… И конечно же пересказывались главные местнические тяжбы.

Таким образом, разрядные книги содержали в себе ключ к успеху в борьбе за «места», а значит, и за возвышение аристократического рода.

Когда выросла груда книг, принесенных слугами, Федор Алексеевич вновь заговорил, подводя итог. Его слова звучали приговором для старинной русской политической традиции:

«Быти всем во всех чинах без мест… А буде кто от сего времени… искорененные разрядные случаи каким не есть образом взочнет и учнет на кого бити челом великому государю, презрев сие твердое нынешнее постановление, и которые роды ныне… не написаны в ротмистры и в порутчики, а кто кого учнет тем попрекать и укорять, и того лишити данные ему милости государской, чести, в каковой он тогда будет, а поместья его и вотчины взять на великого государя… Так же буде кто мимошедших времен какие случаи начнет возвышатися и другим родам чинить укоризну и безчестие, или кому учнут чинить безчестие тем, либо кто… до сего времени был или впредь… будет по воле государской или от бедности в… низком чине, и тем, кто те случаи взочнет и безчестить кого чем учнет, и тому роду всем, сколько их объявится, взять безчестие [173] То есть полагающийся по закону штраф за бесчестье. … » [174] Соборное деяние об уничтожении местничества 12 января 1682 года. С. 45.

У реформы оставалась лазейка: пусть старые местнические «случаи» использовать и нельзя, но разве это отменяет возможность использовать новые — какие будут после сожжения разрядных книг?

На этот счет пришлось издать особое распоряжение с угрозой драконовских наказаний в финальной части. Вот оно: «Которые ныне есть в Разряде и в Посольском, и в иных приказах и в городах записки, приличные к случаям отеческих дел [175] Отеческое дело — здесь: дело об «отечестве» дворянина, иначе говоря, местническая тяжба. , или впредь по его, великого государя указу… будут какие записки ж о полковых и о посольских и о всяких делах, и теми прежними записками и которые впредь будут, никому никого не безчестить и не попрекать, и в укоризну, и в потерьку, также и себе в находку не ставить и мест не всчинать никакими мерами… А буде кто, забыв его царское повеление и указ, прежними какими ни есть записками или которые такие ж записки будут, дерзнет кого тем безчестить и попрекать, а себе то в находку ставить… от него, великого государя, тем людям… быть в опале и в разорении безо всякия пощады» [176] Там же. С. 46. Курсив мой. .

Вместе с тем родовая честь аристократических семейств не уничтожалась. Она всего лишь теряла силу как аргумент при занятии ключевых должностей. Таким образом, Федор Алексеевич не наносил высокородной знати оскорбление, но отбирал у выходцев из этого слоя особые привилегии.