Дмитрий Володихин - Царь Федор Алексеевич, или Бедный отрок

Замысел молодого монарха двигаться сразу по двум путям — славяно-греческому и славяно-латинскому — отражает колеблющийся характер русской культуры того времени.

В наши дни допетровскую Россию часто оценивают как монолит незыблемого консерватизма. Или, вернее, видят в ней муку бесконечных повторений. А это совсем не так. Московское государство развивалось стремительно, динамично. Русская держава времен Василия III, Елены Глинской, молодого Ивана IV и царство эпохи Алексея Михайловича и Федора Алексеевича — две разные страны! Вера та же, язык тот же, пищевой рацион не особенно изменился, а все остальное преобразилось до неузнаваемости. Иная армия, иная государственная территория, иные законы. Иные обычаи вошли в жизнь Церкви, иной вид обрела умственная культура.

Прежде всего, Россия стремительно европеизировалась. Вечное существование какого-то «железного занавеса» между Россией и Европой — миф. Своего рода «культурный барьер» был ненадолго возведен при патриархе Филарете. Он держался на протяжении 1620—1630-х годов. Московское государство нуждалось в нем, поскольку сделалось слабым и уязвимым после огненных лет Великой смуты. Но затем этот барьер «оплыл». Ко времени правления Федора Алексеевича он перестал существовать. Страна могла пойти по одной из двух дорог: либо медленное, умеренное введение в русскую жизнь экономических, политических и культурных конструктов, рожденных жизнью европейской, либо неистовая, «обвальная» переделка России в державу европейского типа.

Всю последнюю треть XVII века страна колебалась между этими двумя траекториями развития. Достоинства первой из них очевидны: не возникло бы резкого разрыва между простым народом и высшими слоями общества, не пришлось бы терпеть столь значительного процента иноземцев внутри военно-политической элиты, да и Церковь сохранила бы, думается, больше самостоятельности. А значит, прочнее стояло бы на ногах православие. При Федоре Алексеевиче Россия шла именно по этому пути. Естественно, в ее культуре элементы западные соперничали с исконно русскими, а также греческими. Наверное, очень хорошо, очень славно было бы сохранить и эту сильную национальную составляющую интеллектуальной культуры, и это живое соперничество…

Но в исторической реальности страна резко перешла на другую колею. Петровская эпоха прошлась паровым катком по русской культурной автономии. Всякое двоение, всякие колебания были отброшены. Церковь оказалась вбитой по пояс в землю, а православие и, соответственно, духовная жизнь нашего народа приняли обезображенный, изувеченный вид.

Колебание в старомосковской культуре являлось признаком духовного здоровья. Оно открывало возможность спокойной, гармоничной эволюции. Монолитность, глухая европеизация, точнее сказать, «переевропеизация» — плод избыточно радикальных, почти революционных действий. Россия залпом хлебнула чересчур много Запада и вместе с этой порцией получила постоянную боль во чрево свое.

Уместно с уважением относиться к памяти Федора Алексеевича — государя, вполне осознававшего преимущества подобной неторопливости. Он давал покровительство разнородным элементам, благоволил людям из разных «культурных лагерей», как сказали бы в XX веке. Он умел смягчать противостояние, наметившееся в русском обществе. Редкое, завидное умение… совершенно чуждое его младшему брату.

Памятником «времени колебаний» стали те старинные здания, где зарождалось русское просвещение. Их совсем немного, и они собраны буквально на «пятачке» — нынешняя улица Никольская да Богоявленский переулок.

В Богоявленском переулке возвышается величественное соборное здание Богоявленской иноческой обители [236] Собор возведен уже после смерти Федора Алексеевича, при Петре I, однако в нижней его части сохранились элементы более древних построек. . По соседству с ним сохранилось несколько монастырских построек поскромнее. С 2007 года перед собором стоит памятник братьям Лихудам, поставленный на средства греков.

Примерно на середине Никольской располагается здание Синодальной типографии. Ныне оно занято Московским государственным историко-архивным институтом. Этот нарядный дом с фасадом в неоготическом стиле — дитя XIX столетия. Но если проникнуть внутрь, то во дворе отыщется кряжистая палата XVII века. Красивый каменный терем появился как раз при Федоре Алексеевиче (1679). Здесь хранилась библиотека Печатного двора. Здесь же работали самые ученые сотрудники типографии — справщики. В их числе иеромонах Тимофей и Сильвестр Медведев. Тут рождалось русское просвещение, тут концентрировались интеллектуалы высшего качества.

Никольская улица, в советское время названная в честь 25-летия Октября, страшно пострадала от сноса древних зданий и строительства новых, большей частью неказистых. Многие знаменитые храмы на Никольской просто исчезли. Заиконоспасской обители повезло чуть больше. От нее кое-что сохранилось.

Зайдя в неприметную арку неподалеку от Казанского храма [237] Если повернуться к Казанскому храму спиной, то арка обнаруживается на левой стороне улицы. , восстановленного в 1990-х годах, любитель московской старины окажется во дворике домов 7—9 по Никольской. Там откроется одноглавый Спасский собор Заиконоспасского монастыря. Его возвели в Петровскую эпоху, приблизительно между 1711 и 1720 годами. Архитектурный стиль — барокко, без особых затей. В начале 1740-х годов, при императрице Елизавете Петровне, здание капитально ремонтировали и, возможно, перестраивали после пожара. Рядом с собором — превосходно сохранившиеся палаты Братского корпуса XVII—XVIII веков (впоследствии его называли Учительским) и более позднее здание духовного училища. Монастырские здания не блещут особенным архитектурным изяществом. Искусствоведов тут может заинтересовать разве что Братский корпус — светское зодчество русского Средневековья сохранилось скудными порциями, каждый дом на счету… В 2006 году московское правительство постановило передать строения бывшего Заиконоспасского монастыря в безвозмездное пользование подворью московского патриарха: старинная обитель должна возобновиться.

Для русской науки и русского образования этот дворик — священное место. Образованному человеку следует заглянуть сюда хотя бы раз в жизни. Постоять, с благоговением прикоснуться к старым камням. А потом мысленно возблагодарить далеких предков, с великими трудами поднимавших из ничтожества просвещение нашего народа.

Пребывая на дистанции нескольких месяцев от смерти, государь Федор Алексеевич торопился жить.

Он ушел, не дожив до двадцати одного года. И, видимо, задолго до кончины своей почувствовал приближение последнего срока. Врачи раз от разу ставили молодому царю неутешительные диагнозы. Он страдал от целого букета заболеваний — прежде всего, государь мучился от цинги и «падучей», то есть эпилепсии. Они-то, по отзывам современников, и свели его в гроб. Сказывалась, надо полагать, и травма, полученная в детстве и приведшая, кажется, к повреждению позвоночника.