Михаил Кузмин - Дневник 1905-1907

28 июня 1939 года Бонч-Бруевич, обеспокоенный судьбой приобретенных материалов, обратился к недавно назначенному наркому внутренних дел Л. П. Берия с таким письмом:

«Дорогой Лаврентий Павлович, еще 1-го февраля 1934 г. следователь, пом<���ощник> нач<���альника> СПО ОГПУ М. Горб, ведя какое-то дело, заинтересовался архивом поэта, писателя и переводчика Кузмина, который находился в нашем Музее, а также воспоминаниями В. Ф. Джунковского и просил ему доставить эти материалы на просмотр, что я, конечно, сейчас же и сделал. В получении этих материалов он выдал мне следующую расписку, подлинник которой сохраняется у меня в сейфе в с<���екретной> переписке: Архив М. А. Кузмина по описи № 500, всего 17942 листа, а также архив Джунковского за № 1233, четыре папки, мною получен и из Лит. Музея от тов. Бонч-Бруевича получил.

ПОМ. НАЧ. СПО ОГПУ

М. ГОРБ

11/II-1934

Так как этот архив и воспоминания числятся у меня на балансе, то мне неоднократно указывалось руководящими органами, что я должен выяснить судьбу этих материалов и просить их как можно скорее вернуть в архив. Я много раз звонил по всевозможным телефонам и, в том числе, в былое время этому М. Горбу, просил вернуть эти материалы, или дать официальную расписку в том, что эти материалы задержаны ОГПУ для своих надобностей. Мне все время было обещано, что вот-вот эти материалы будут возвращены, но до сих пор их так и не вернули. <���…>

Очень прошу Вас приказать сделать это возможно скорее, так как я совершенно обязан перед контролирующими органами в течение 3-го квартала этот вопрос выяснить и исчерпать его до конца, чтобы дать отчет по этому вопросу вышестоящим над нашим Музеем контролирующим органам» [25] 25. МКиРК. С. 142–143. .

Однако ждать возвращения дневника и архива Кузмина в Гослитмузей пришлось до 5 марта 1940 года, причем вернули не все: 32 единицы хранения, общим объемом в 339 листов, пришлось списать как безвозвратно утраченные.

Тем временем Кузмин продолжал вести дневник и после 1933 года. Судьба этих тетрадей оказалась трагична: они были конфискованы НКВД после ареста и расстрела Ю. И. Юркуна (арестован 19 марта, казнен 21 сентября 1938 года) и смерти его матери В. К. Амброзевич вместе со всеми бумагами и книгами, остававшимися как от Кузмина, так и от Юркуна. О. Н. Арбенина пыталась выручить книги и рукописи через Бонч-Бруевича. Она писала ему 10 октября 1938 года:

«…оставшиеся после смерти Кузмина рукописи были переданы решением суда проживавшей с ним в одной квартире В. К. Амброзевич (она была в течение многих лет его домохозяйкой и иждивенкой), а душеприказчиком был назначен ее сын, писатель Юрий Юркун. <���…> Сейчас положение такое: Юркун был арестован в феврале этого года; мать его умерла; в данное время он выслан и имущество его конфисковано [26] 26. После расстрела приговоренных родственникам и близким объявляли о их якобы «высылке на 10 лет без права переписки». До конца 1940-х гг. О. Н. Арбенина сохраняла надежду, что Юркун жив. <���…>. Разрешите мне перечислить хоть приблизительно то, что, по моим сведениям, было вывезено из квартиры вместе с библиотекой:

1). Рукопись мемуаров Кузмина [27] 27. Скорее всего, под мемуарами Кузмина подразумевается его дневник последних лет. .

2). Рукопись исторической драмы «Нерон» и целый ряд ненапечатанных стихов и прозы и черновиков.

3). Часть кузминского архива (письма, рецензии, фотографии).

4). Рукописи Юркуна (воспоминания о Маяковском, о Кузмине, пьесы и рассказы).

5). Музыкальные произведения Кузмина, а также ряд дневников неизвестных лиц, имеющих исторически-бытовое значение.

К сожалению моему, мне неизвестно, куда все это имущество было направлено и какова будет его дальнейшая судьба. <���…> Конфискация библиотеки и архива была произведена 8 октября 1938 года» [28] 28. МКиРК. С. 144–145. .

21 апреля 1939 года Бонч-Бруевич направил в Управление НКВД Ленинграда следующее письмо:

«Я получил в конце 1938 года письмо от одной из почитательниц умершего поэта М. А. Кузмина, что библиотека и архив М. А. Кузмина, которые перешли после его смерти Ю. Юркуну (адрес: Ленинград, Дзержинская линия, ул. Рылеева, 17, кв. 9), был<���и> конфискован<���ы> ввиду того, что этот Юркун оказался прохвостом и был изъят из обращения органами НКВД.

Поэт М. А. Кузмин принадлежал к упаднической школе литераторов конца 19 — начала 20 <���века>. Но целый ряд его работ, особенно переводных, очень интересны и значительны. Мне сообщают, что среди рукописей, которые были конфискованы, находились: рукописи — мемуары Кузмина, историч<���еская> драма „Нерон", до сих пор не напечатанные, и целый ряд неопубликованных стихотворений и прозы, а также его черновики; письма Кузьмина; рукопись с воспоминаниями о Маяковском; рисунки современных и старых художников, гравюры и литографии; большое количество материалов по быту, театру, цирку, виды русской провинции, старого Петербурга, материалы по революции; оригиналы рисунков, а также фотографии и пр., и т. п.

Ввиду того, что в нашем Государственном литературном музее имеется довольно значительное количество материалов умершего поэта Кузмина, нам бы очень хотелось, чтобы и этот фонд также был прислан нам для воссоединения его с тем, что у нас уже имеется. Если Вы находите возможным это сделать и если эти материалы не имеют никакого значения для НКВД как такового, то я очень просил бы не отказать эти материалы нам прислать или почтой, или железной дорогой, смотря по их объему. Если же Вы находите нужным, чтобы для этого приехало особое уполномоченное лицо для приемки их, то прошу нам об этом сообщить, и мы такое лицо командируем в Ленинград.

С коммунистическим приветом.

ДИРЕКТОР ГОСЛИТМУЗЕЯ Влад. Бонч-Бруевич» [29] 29. РГАЛИ. Ф. 612. Оп. 1. Ед. хр. 3258. Л. 38. .

Ответа на письмо директора Гослитмузея не последовало. Но о сгинувших в недрах кровавого ведомства тетрадях дневника продолжали ходить легенды. 8 декабря 1938 года Э. Ф. Голлербах передавал в своем дневнике содержание разговора с А. Д. Радловой: «Сокрушение о пропавших дневниках К<���узмина> за последние годы (позже я узнал, что пропала только одна тетрадь, остальные были в свое время скопированы на машинке и где-то сохранились, как и большая часть других рукописей К<���узми>на») [30] 30. МКиРК. С. 230. .

По наиболее правдоподобной версии, часть рукописей вывалилась на лестнице из прорвавшегося мешка, в котором уносили бумаги Юркуна вместе с остатками архива Кузмина, и таким образом сохранилась у О. Н. Арбениной — с тем чтобы погибнуть в блокаду, за немногим исключением (вероятно, отдельные тетради были скопированы еще до ареста Юркуна). Уцелевшие фрагменты воспроизводились в публикациях последнего времени [31] 31. По копии с хранившейся у Арбениной машинописи пьеса «Смерть Нерона» была опубликована в третьем томе мюнхенского «Собрания стихов» (1977), а по самой машинописи — в третьем томе «Театра» (Кузмин М. Театр: В 4 т. (в 2 кн.). Berkeley, [1994]. Кн. 1. С. 322–380); прозаический текст «Пять разговоров и один случай» по машинописи был напечатан Ж. Шероном (Wiener slawistischer Almanach. Wien, 1984. Bd. 14. S. 372–382; этот же текст воспроизведен в кн.: Кузмин М. Проза. Berkeley, 1990. [T.] IX. С. 377–394), а затем, уже после поступления рукописи на государственное хранение, более исправно — Г. Моревым (Митин журнал. 1997. № 54. С. 277–287). Наконец, по машинописи, ранее принадлежавшей Арбениной, а ныне хранящейся в Музее Анны Ахматовой в Фонтанном Доме, дневник 1934 г. опубликован Г. Моревым (Кузмин М. Дневник 1934 года. СПб.: Издательство Ивана Лимбаха, 1998; ср. рец.: Лавров А. В. «Секрет приятного стиля» // Новый мир. 1999. № 5. С. 221–224). В последнем из названных изданий отметим подробный анализ упоминаний о существовании других фрагментов позднего дневника (С. 181–182). . Однако есть сведения, что еще в 1970-е годы исследователям были доступны и другие части дневника, а стало быть, не исчезает надежда обнаружить новые страницы этого уникального документа.