Лилиана Булатович - Сербский генерал Младич. Судьба защитника Отечества

Смотрю на командующего и вижу глаза того великого и храброго Человека с большой буквы. Болезнь оставила на нём тяжёлый след. Правая сторона тела плохо слушается, но он отчаянно борется за концентрацию. И мы говорим, говорим, шутим, смеёмся, как никогда ранее. Он перебрасывается шутками и с надзирателями. Они отвечают ему тем же. По всему видно, что он тяжело болен, но мне ясно, что он свои болезни объявил главными врагами и всю свою волю задействовал для сопротивления с целью выжить и иметь возможность в зале суда рассказать всю правду, когда до этого дойдет дело.

Я тихо спросила его:

— Ну как ты?

И гляжу, чтобы запомнить его выражение лица и отблеск вопроса в его взгляде.

Он, качнув головой, отмахнулся, кратко заметив:

— Не будем сейчас об этом, — и сразу же обрушил на меня лавину своих вопросов о моей семье, сыне, друзьях и тех, кто пытается выдать себя за них… О Косово… Извиняется за то, что нас с мужем нынешние власти преследовали за дружбу с ним. Я, разумеется, не принимаю эти извинения, говорю:

— Ничего, каждый делает своё дело.

Когда я получила слово, сказала серьёзным тоном:

— Ты звал меня, и вот прибыла, чтобы подать тебе рапорт!

— Я тебе уже говорил, что у меня нет никаких замечаний по содержанию твоей книги. «Рапорт» я прочитал четыре раза. Ты, Лиля, подала истории настоящий РАПОРТ о борьбе сербского народа за свободу. Единственное, о чём сожалею, что не имел возможности сообщить тебе ещё некоторые детали и лучше разъяснить отдельные ситуации и поступки определённых людей. Но ты и без этого не допустила ошибок в их оценке.

Меня затрясло, и я едва сдержала слёзы. Собственно говоря, великий военачальник присвоил мне награду всей моей жизни.

Я только и смогла встать по стойке «смирно» и сказала ему:

— Спасибо тебе, брат!

А он тем же тоном попросил прислать ему все три книги написанной мною «Трилогии о Сребренице»: «Истинная Сребреница», «Сербские мученицы Сребреницы», «Крики и предостережения».

Далее вновь начались вопросы, расспросы… Мы затрагивали трудные темы, переплетая их с шутками, а потом возвращались к началу.

Из всего арсенала глубоко продуманных отвратительных лживых обвинений в его адрес наибольшее возмущение у Младича вызвало утверждение о том, что, находясь в Сребренице в июле 1995 г., он перед теле- и кинокамерами раздавал детям конфеты, а сразу же после съемки отбирал их! И такое лживое утверждение включено Гаагским трибуналом в доказательную базу обвинения против генерала. Он просил разыскать этот фильм о Сребренице и показать всю правду о событиях тех дней. Два дня спустя он с возмущением говорил об этом в зале суда на статусном заседании, хотя единственным вопросом, вынесенным на рассмотрение, было тяжёлое состояние его здоровья.

Обсуждая тему добровольной сдачи, жизни и смерти, он говорил, что не мог позволить себе так просто умереть, так как это не соответствует его характеру, званию и положению, тому, за что он боролся, ради чего он жил.

Когда я сообщила ему, что была на праздновании Дня святого Лазаря в селе Лазарево, откуда полицейские увели его в Белград в суд по военным преступлениям, и что жители села хотят его переименовать в Ратково, он не соглашается:

— Пусть хранят имя Лазаря, его кости защищают Косово и Метохию, а эта часть Сербии сейчас под самой большой угрозой!

Далее он говорит, что должен «объединить и сплотить сербство по всему свету», бороться за Величественную, а не Великую Сербию! Повторил и мне то, о чём не раз говорил на статусных заседаниях суда, а именно то, что в Гааге он защищает не себя, а сербский народ, Республику Сербскую и Сербию!

Все два дня, сколько длилось наше общение, он старался держаться, выглядеть более здоровым, чем это было на самом деле Он часто цитировал отрывки «О счастье» из книги Йована Дучича «Наследие царя Радована». И всё расспрашивал, всё объяснял мне. Я вынесла оттуда множество незабываемых тем для будущих записей. Он вспоминал что-то так, будто желал, чтобы это было сейчас, поскольку правда о прошедшем его глубоко мучила. Но, замолкая, он замечал в моих глазах пытливые вопросы… И мы говорили, говорили…

И хотя он и убеждал меня, что он счастливый человек, поскольку является неотъемлемой частью своего народа и у него есть преданная и достойная семья, внуки, друзья, однако судьба его дочери Анны остается для него тягчайшей раной:

— Она составляла половину моего бытия… Она не покончила с собой. Не могла она выстрелить себе в голову из моего пистолета!

И потекли слезы… И спазмы сдавили горло.

Затем посреди детального рассказа о событиях в Книне, он вдруг неожиданно спросил:

— А знаешь ли ты, Лиля, какой это ужас извлекать обугленные тела молодых солдат из подбитых танков… После этого тебя ещё несколько дней преследует запах смерти тех детей. А сколько подобных чудовищных картин было в Сербской Книнской крайне!

А обращаясь ко времени, когда он скрывался в одиночестве, он говорит с ещё большей болью и убедительностью:

— Как думаешь, можно ли жить в стране и быть в стороне от неё?! Чтобы тебя ни одна живая душа не приметила, и чтоб это было годами… Можно, но не дай тебе Бог впасть в такое искушение!..

В тот раз мне разрешили два посещения тюрьмы по два часа. Когда в первый день в конце разрешённого времени я встревожено начала подниматься при виде направляющегося ко мне надзирателя, Младич остановил меня со словами:

— Ты же знаешь, что сидишь здесь с генералом! Пока генерал не встанет, и ты не смеешь вставать! Пойдёшь отсюда, когда я скажу!

Я с удивлением наблюдала, как он по-сербски объяснял конвоиру, что я останусь там до конца их рабочего дня. Конвоир, постоял немного, переговорил с кем-то по рации и ушел, а я, действительно, осталась до 16:45.

В эти дни я и обедала вместе с ним в тюрьме. Обед нам готовил генерал Драголюб Ойданич, также обвиняемый начальник Генштаба вооружённых сил Сербии и Черногории. Младич ему помогал, насколько он мог это делать со своей больной правой рукой. При этом Младич по-хозяйски раздобыл где-то фруктовый торт и красное вино, естественно, безалкогольное. Абсолютно непостижимо.

На второй день из камеры принесли упомянутую книгу Дучича «О счастье» (часть произведения «Наследие царя Радована») и газету «Франкфуртские новости», единственную, которую он там получал. Младич как своей гордился моей книгой «Рапорт командующему», показывал её всем: и надзирателям, и гостям, и таким же заключённым. Вспоминал тех, кто оказывал помощь армии Республики Сербской, просил меня передать им его искреннюю благодарность.