Игорь Русый - Время надежд (Книга 1)

Общее мнение складывается из видимых фактов, а потом, если замыслы, близкие к осуществлению, неожиданно дают иной результат, люди удивляются, всегда ищут чьи-то роковые ошибки.

В этот момент, когда фельдмаршал из своего штаба в лесу близ Смоленска говорил с Берлином, к линии фронта под Москвой уже шли русские дивизии, сформированные в Сибири и много дней ждавшие этого часа.

Глухо рокотали танки, окрашенные в белый цвет, двигалась артиллерия. Шли также дивизии, сформированные недавно в подмосковных лесах из ополченцев и бойцов, которые вырвались после окружения, и пополненные новобранцами. Одна такая дивизия имела приказ: к утру занять оборону восточнее Солнечногорска.

На узкой лесной дороге колыхалась темная бесконечная масса. Ездовые и артиллеристы хлестали лошадей, чтобы успеть за колоннами пехоты.

Полки дивизии шли, не отдыхая, всю ночь. Было известно, что фронт местами разорван и там почти некому удерживать напор германских механизированных частей Временами измученные лошади замедляли движение, эти повозки сталкивали на обочину под брань ездовых.

- Быстрей, быстрей! - торопили командиры. - Шагу прибавь! Думай, что к теще на блины идем...

Луна точно разрумянилась от сухого мороза. В синеватом густом сумраке по обе стороны дороги выступали заснеженные березы и сосны. И как бы от скрипа тысяч валенок, сапог, звяканья оружия, криков и тяжелого дыхания людей с ветвей, неторопливо кружась мягкими, искристыми хлопьями, падал снег.

Маша Галицына и Леночка ехали на двуколке, груженной ротным имуществом. Держась за борт двуколки, вразвалку шагал новый командир их роты лейтенант Зуев.

- Но-о, мила-аи! - ласково покрикивал, шевеля вожжами, боец Кутейкин, одетый в зеленую английскую шинель. Концы его ушанки торчали в стороны, будто у насторожившегося щенка. Рот, запрятанный между толстым носом и широким подбородком, всегда был открыт: Кутейкин либо рассказывал что-то, либо напевал.

- Эхма!.. Еще две коняки пристали, - выговорил он и закричал ездовому: - Чего бьешь? Чего лошаденок-то? Лошадь газеты не читает, ей сена дай. Как слезу да тебя отстегаю. Энтропию из души вон!

- А ты не матерись, - буркнул ездовой, однако перестал стегать коней Генерал какой нашелся.

- Уговорил, - сказал Зуев. - Научным термином.

Ты не из профессоров, Кутейкин?

- А-а, - повернул тот голову. - У нас был животновод и по-научному держать скотину выдумал. Корма заготовили мало, а три раза в день коровенок хворостинами секли. Энтропию, по слову животновода, из них выгоняли. Как час битья подходит, все, точно сытые, на веревках рвутся. Очень дивились мужики. Ну а бабы не утерпели: животновода рядном накрыли, в стойло завели, оголили что полагается и хворостиной тем же манером. И такое в ем боевое волнение произошло, что, как пустили, он без передыха шестнадцать верст до города бег.

- Ты еще что-нибудь расскажи, - смеялся Зуев. - Не мерзнете, девушки?

Лейтенант вроде спрашивал обеих, но глядел только на Леночку.

- Я замерзла, - сказала Леночка и соскочила, опираясь на его руку.

Зуев был среднего роста, плечистый и какой-то весь открытий, словно устроенный так, чтобы другие непременно видели насквозь и понимали его широкую натуру, а уж если не поймут, то здесь не его вина. Он казался медлительным, экономным в движениях и старше своих двадцати пяти лет. Роту Зуев принял десять дней назад. И тогда же боец Щукин, ездивший в деревню ковать ротных лошадей, поменял валенки на самогон Все с любопытством ждали, как отнесется к этому новый командир. Бывший в окружениях, награжденный медалью, Щукин с иронией глядел на лейтенанта, только что выпущенного из училища, и как бы спрашивал: "Ну, чем ты меня испугаешь? Очень интересуюсь, чем испугать можно человека, ходившего со смертью в обнимку".

- Дисциплины нет, - сказал ему Зуев. - Плохо.

- А смирные в тылу ценятся, - ехидно ответил Щукин. - У фронтовиков другое. Где что подходящее...

Если вот железо, так не согнешь.

Он вынул из кармана шинели подкову. Зуев усмехнулся, взял подкову обеими руками. На шее лейтенанта вздулись темные петли, а короткий, прямой нос чуть побелел, и подкова начала разгибаться, затем хрупнула, сломалась.

- Дерьмовое железо, - сказал Зуев, отдавая половинки. - Чтобы валенки были!

Где нашел Щукин валенки, осталось тайной, но спустя час он показал их лейтенанту.

- А теперь, - невозмутимо сказал ему Зуев, - отстоишь два наряда. Иначе замерз бы в ботинках на посту.

Как-то сразу все осознали, что явился хозяин и рота находится в его крепких руках. При формировании отчислили художника Родинова, других пожилых бойцов направили в тыл. Марго и Леночка остались, но уже как ротные санитарки, пройдя пятидневные курсы и получив звания младших военфельдшеров. Теперь в петлицах у них было по два треугольника.

Шагая рядом с Зуевым, Леночка поеживалась, терла щеки.

- Вся замерзла. У вас есть табак? - спросила она. - Говорят, курево согревает

- Эх-ха, - сказал Кутейкин. - Травятся дымом люди, а пошто - неведомо.

- Вы, Кутейкин, из староверов? - усмехнулась Леночка.

- Не состою Я кругом беспартийный, - ответил Кутейкин. - И все чего? Как выпью, то зараз другим человеком сделаюсь. А другому тоже выпить хочется.

Компания уже готова... Обратно в себя без порток, извиняйте, возвращался...

- Так закурим, военфельдшер? - смеялся лейтенант.

- Закурим, - решительно кивнула Леночка.

После того как увезли тяжелораненую Наташу, она стала еще серьезнее, почти не улыбалась. Излом бровей обозначился резче, и часто в глазах появлялось странное, мимолетное, необъяснимое выражение. Марго не знала, что такое выражение бывает и у нее - оно присуще фронтовикам, испытавшим близость смерти, знающим краткость бытия.

С удивлением наблюдала Марго, как, взяв обрывок газеты и подражая Зуеву, Леночка деловито скрутила цигарку.

- У кого есть огонь? - спросил Зуев.

И тут же около Леночки вырос Щукин. Из вещевого мешка у него торчала обмотанная портянкой гитара.

Скрывая в ладонях немецкую зажигалку, он дал прикурить.

- Баловство это, - ворчал Кутейкин. - Право слово, баловство. Дочку бы вожжой отстегал.

Леночка закашлялась от махорочного дыма, и на ее глазах выступили слезы.

- Оставь докурить, военфельдшер, - сказал Щукин.

Горбоносый, со смуглым лицом, носивший каску, чуть сдвинув на лоб и завернув края подшлемника, он при всяком удобном случае оказывался рядом с ней.

Между ним и лейтенантом шло незаметное соперничество: он словно бросал Зуеву молчаливый вызов: "Хоть и командир ты, и подковы ломаешь, но в этом деле еще увидим, чей перевес". И Леночка поглядывала на него с явным интересом.

- .. Под Ярцево мы тоже лесом шли. Выходим, а кругом немцы...