Владимир Бондаренко - Лермонтов: Мистический гений

"Ваше превосходительство, милостивый государь! Получив от вашего превосходительства приказание объяснить вам обстоятельства поединка моего с господином Барантом, честь имею донести вашему превосходительству, что 16 февраля, на бале у графини Лаваль, господин Барант стал требовать у меня объяснения насчет будто мною сказанного. Я отвечал, что все ему переданное несправедливо; но так как он был этим недоволен, то я прибавил, что дальнейшего объяснения давать ему не намерен. На колкий его ответ я возразил такою же колкостью, на что он сказал, что если б находился в своем отечестве, то знал бы, как кончить это дело. Тогда я отвечал, что в России следуют правилам чести так же строго, как и везде, и что мы меньше других позволяем себя оскорблять безнаказанно. Он меня вызвал, условились и расстались. 18 числа в воскресенье, в 12 часов утра, съехались мы за Черною речкою на Парголовской дороге. Его секундантом был француз, которого имени я не помню и которого никогда до сего не видел. Так как господин Барант почитал себя обиженным, то я предоставил ему выбор оружия. Он избрал шпаги, но с нами были также и пистолеты. Едва успели мы скрестить шпаги, как у моей конец переломился, а он слегка оцарапал (мне) грудь. Тогда взяли мы пистолеты. Мы должны были стрелять вместе, но я немного опоздал. Он дал промах, а я выстрелил уже в сторону. После сего он подал мне руку, и мы разошлись. Вот, ваше превосходительство, подробный отчет всего случившегося между нами. С истинной преданностью честь имею пребыть вашего превосходительства покорнейший слуга

Михаил Лермонтов".

Плаутин был удовлетворен объяснением. Казалось, дуэль не будет иметь последствий.

И все же 10 марта 1840 года Лермонтов был арестован и посажен в ордонанс-гауз, где содержали подсудимых офицеров. Как пишет Аким Шан-Гирей: "История эта оставалась довольно долго без последствий, Лермонтов по-прежнему продолжал выезжать в свет и ухаживать за своей княгиней; наконец, одна неосторожная барышня Б… (очевидно, Бахерахт. — В. Б.)вероятно, без всякого умысла, придала происшествию достаточную гласность в очень высоком месте, вследствие чего приказом по гвардейскому корпусу поручик лейб-гвардии Гусарского полка Лермонтов за поединок был предан военному суду с содержанием под арестом, и в понедельник на Страстной неделе получил казенную квартиру в третьем этаже… петербургского Ордонанс-гауза, где и пробыл недели две, а оттуда перемещен на арсенальную гауптвахту, что на Литейной…"

Думаю, ожесточение властей против Лермонтова началось после дружной атаки всего семейства де Барантов на Бенкендорфа и Нессельроде. Они чрезвычайно испугались повторной дуэли, предложенной Лермонтовым Эрнесту де Баранту во время встречи на гауптвахте. Никого не интересовало, что встреча была обусловлена громкими заверениями Баранта о том, что Лермонтов лжет, уверяя, что стрелял осознанно в сторону. Это уже была не стычка двух молодых забияк, а столкновение двух держав, и для сглаживания русско-французских отношений Нессельроде и Бенкендорф сделали всё, чтобы удалить Михаила Лермонтова из Петербурга.

В показаниях на суде Михаилом Лермонтовым написано: "Я спросил его: правда ли, что он недоволен моим показанием? Он отвечал: "Точно, и не знаю, почему вы говорите, что стреляли, не целя, на воздух". Тогда я отвечал, что говорил это по двум причинам. Во-первых, потому, что это правда, во-вторых, потому, что я не вижу нужды скрывать вещь, которая не должна быть ему неприятна, а мне может служить в пользу; но что если он недоволен этим моим объяснением, то когда я буду освобожден и когда он возвратится, то я готов буду вторично с ним стреляться, если он этого пожелает. После сего г. Барант, отвечав мне, что он драться не желает, ибо совершенно удовлетворен моим объяснением, уехал".

Я вполне согласен со всеми характеристиками Корфа, в том числе и о Лермонтове, как о лучшем поэте, и его расстановкой всех сил. Больше всего мне жалко в этой истории княгиню Марию Щербатову, которая мне виделась бы лучшей женой для Лермонтова из всех женщин, окружавших его. И какой стойкий характер: гибель мужа, гибель сына, потеря любимого человека, полное обнищание, и никаких упреков. После дуэли она переехала в Москву, и, уезжая на Кавказ через свою любимую Москву, Михаил Лермонтов побывал у нее, но уже с прощальным визитом. Разве что посвятил ей замечательное стихотворение:

"Сквозь слезы смеется. Любит Лермонтова", — записал в своем дневнике А. И. Тургенев, посетив княгиню уже в Москве. Многие уверяют, что и Михаил Лермонтов тоже испытывал к княгине самые серьезные чувства. Что же помешало ему распорядиться ими?

Удивляет и то, что многие лермонтоведы нигде не упоминают госпожу Бахерахт, сосредоточиваясь на княгине Щербатовой, как якобы главной причине дуэли. Неужели гамбургского посланника боятся обидеть?

И в ордонанс-гаузе, и позже на Арсенальной гауптвахте поэт не сидел без дела. Он писал на всех попавшихся ему обрывках бумаги, не было бумаги, писал прямо на стене. Среди написанных и уцелевших для истории стихов "Соседка" (1840), посвященное дочери сторожа ордонанс-гауза:

На Арсенальной гауптвахте было написано одно из немногих стихотворений Лермонтова, посвященное литературному процессу, литературной жизни России "Журналист, Читатель и Писатель" (1840). Эпиграфом идет французское выражение: "Поэты похожи на медведей, сытых тем, что сосут лапу. Неизданное". Впрочем, может быть, это выражение самого Лермонтова, сосущего в камере свою лапу, взявшего за основу перевод немецкого двустишия Гёте из "Изречений в стихах". Недаром там же, в камере, было написано еще одно стихотворение "Пленный рыцарь". Уж кто-кто, а Лермонтов всегда писал, используя свой опыт, передавая свои страсти и сомнения, в любом из его героев есть частичка самого поэта. А уж жизненный опыт у него к двадцати пяти годам был более чем богатый. От тюрьмы до войны, от любви до презрения, от высшего света до тарханской деревушки. Да еще и генный, древний голос шотландского предка-пророка Томаса Лермонта. Так что, в отличие от уймы ученых, легко обозначивших позицию Журналиста, как позицию буржуазного пошляка, я и в Журналисте вижу лапу самого поэта. Един в трех лицах: и Журналист, с добавкой своего друга Краевского, и Писатель, с добавкой своего друга Хомякова, и Читатель.