Майкл Бар-Зохар - Бен Гурион

Бен-Гурион, со своей стороны, пишет следующее:

«Я ничуть не сомневался, что эта программа заменит ту, которая была принята в Базеле сорок пять лет назад, и станет целью еврейского народа в послевоенный период».

Это расхождение явилось признаком затяжных разногласий по фундаментальным проблемам. Натянутость отношений между двумя лидерами была вызвана отказом Вейцмана изменить политику, которой он всегда придерживался, его неспособностью понять значение отказа Великобритании от просионистской политики и развязыванием второй мировой войны. Даже после переговоров в Сент-Джеймском дворце Вейцман оставался верен тайной дипломатии и своей политике переговоров с Англией. Яростный противник чрезвычайных мер, он испугался и возмутился намерением Бен-Гуриона прибегнуть к насилию. Вейцман многократно заявлял, что поддерживает Билтморскую программу только для того, чтобы доказать полную противоположность собственных взглядов. В апреле 1947 года, за два месяца до принятия ООН плана разделения Палестины на два государства — еврейское и арабское, он писал: «Принятая под грохот фанфар Билтморская программа очень быстро оказалась миражом». Так Вейцман стал злейшим врагом активного сионизма.

Не все, однако, объяснялось расхождением точек зрения. Их бурные отношения нельзя постичь без анализа личного конфликта, который произошел через месяц после окончания конгресса. 10 июня 1942 года Бен-Гурион сообщил Вейцману по телефону, что «он больше не считает себя связанным с ним никакими видами практической деятельности». На следующий день в письме он уточнил причины их разрыва:

«С тех пор как вы приехали сюда, вы действовали в одиночку, консультируясь с людьми по собственному выбору и работая с ними так, как будто речь шла о вашем личном деле. Откровенно говоря, я не думаю, что подобное поведение приносит пользу нашему движению… Я хотел бы верить, что, предоставленный самому себе, вы способны следовать нашей политике и возглавлять наше движение. К сожалению, я вынужден сообщить вам, что это не так. Мне кажется, что некоторые ваши слова и поступки до настоящего времени не принесли пользы нашему делу… Вы знаете, я надеюсь, какое глубокое личное уважение и дружбу я испытываю к вам. Может быть, вы также знаете, что я не придаю большого значения протоколу. Но хотя Исполнительный комитет вместе с комитетом по вопросам кризиса не могут осуществлять совместные действия без вашей безоговорочной поддержки, я не вижу, как правильно должна выполняться наша работа и в чем заключается моя роль».

Отвечая на это письмо, Вейцман говорит о «поразительном документе» и категорически отрицает, что оставлял коллег в полном неведении относительно своих намерений:

«Если по непонятным мне причинам вы решили не участвовать в каких-то из них или не присутствовать на консультациях, то в этом моей вины нет… Вопреки вашим предположениям, на меня была возложена вся ответственность за проведение политики сионизма. Я это подчеркиваю, поскольку это факт… Тем более неуместно и некстати задавать себе вопрос, не предназначен ли этот необъяснимый и далекий от реальности документ рассеять тягостное впечатление провалившейся миссии, которая, как мне кажется, носила туманный и беспредметный характер».

В конце письма Вейцман «полностью» отвергает умозаключения Бен-Гуриона и сообщает ему, что расценивает «этот инцидент как результат резкой смены настроения, вызванной не тщательно взвешенным суждением, а мнимым недовольством, порожденным, несомненно, многочисленными горькими разочарованиями, которые все мы испытываем в это жестокое время». На следующий же день Бен-Гурион отвечает: «Никто не давал вам права проводить политику сионизма единолично, и мое мнение сводится к тому, что если вы продолжите единолично решать наши проблемы, это не принесет пользы ни сионизму, ни Палестине». Точку в этой эпистолярной полемике ставит написанное в сухом тоне письмо Вейцмана: «Сегодня я уезжаю в путешествие по Среднему Западу и не думаю, что продолжение переписки приведет нас к единому мнению».

Интенсивность войны двух лидеров достигла небывалого уровня. Бен-Гурион почувствовал, что настало время решительных действий. 19 июня 1942 года, прервав переписку с Вейцманом, он написал письмо Стивену Вайсу, председателю американского комитета по вопросам кризиса, сообщил о своих обвинениях в адрес Вейцмана и предупредил, что «если эта опасная ситуация не будет немедленно разъяснена, у меня не останется иного выбора, как обратиться в Исполнительный комитет Сионистской организации и Исполнительный комитет сионистского движения Палестины с просьбой об отставке доктора Вейцмана». Тем не менее он вынуждает Вайса провести официальную встречу с участием Вейцмана, сионистских руководителей США и его самого до того, как эта инициатива будет предпринята.

Через восемь дней состоялась встреча девяти человек, среди которых были Вайс, Вейсгал, Гольдман, Вейцман и Бен-Гурион. Первым взяв слово, он напомнил о своих претензиях, о том, что Вейцман с ним не консультировался, и, не стесняясь присутствия своего противника, заявил:

«Я считаю, что хотя доктор Вейцман может оказать неоценимую услугу в рамках согласованных действий, он способен также причинить немало зла, действуя в одиночку. Он по-прежнему не понимает реалий новой ситуации и может дать неожиданный ответ, не понимая, что это значит. Он хочет быть разумным в любых условиях и не только в глазах англичан…. В разговоре он слышит прежде всего то, что хочет услышать, а не то, что произносится на самом деле. Есть много случаев, когда его отчеты были полны беспричинного оптимизма. Его политическая позиция определяется личной позицией собеседника и его вежливостью. Вот почему я полагаю, что в интересы движения не входят действия в одиночку доктора Вейцмана.

Именно поэтому действующий Исполнительный комитет решил применить принцип, согласно которому всякий раз, когда доктор Вейцман должен был принимать политическую инициативу, кто-нибудь должен был при этом присутствовать. Эта система оставалась в силе до самой войны».

Затем, в качестве примера, он перечисляет собрания, перед которыми Вейцман к нему не обращался и которые закончились его полным провалом.

«Можно с блеском выполнить работу и потерпеть неудачу… Что бы ни думал об этом доктор Вейцман, но я считаю себя его личным и преданным другом. Я знаю, что это ему неприятно, но у меня такое чувство, что благодаря мне ему удалось избежать многих ошибок… И хотя в нынешней ситуации решение еще не найдено, я буду вынужден заявить Исполнительному комитету: если Вейцман сделает это в своей обычной манере, то ему лучше уйти в отставку».