Майкл Бар-Зохар - Бен Гурион

Затем заместитель Госсекретаря Гувер составляет целый перечень угроз, которые США могли бы привести в исполнение в случае, если Израиль откажется вывести войска: это прекращение всякой правительственной или частной помощи (в том числе и сбора средств для Национального Еврейского фонда); санкции ООН; исключение из ООН. Кроме того, американцы ясно дают понять, что не будут поддерживать еврейское государство, если оно подвергнется нападению советских «добровольцев».

Абба Эбан спешит связаться по телефону с Яковом Герцогом. Бен-Гурион пишет в дневнике:

«Мне позвонил испуганный Эбан. Даже его телеграммы источают страх и ужас. Гувер предупредил министра Шилоаха, что они прервут с нами всякие отношения, откажутся от любой помощи и, может быть, даже исключат из состава ООН. Похоже, они напуганы Россией. Прошел слух, что в Сирию хлынул поток оружия и «добровольцев».

В самом деле, страх перед вмешательством Москвы растет по всему миру вместе с многочисленными слухами о советском военном присутствии в Сирии и Египте. От парижского отделения ЦРУ стала известна новость, которая только усугубила всеобщее беспокойство: через двадцать четыре часа СССР намерен полностью уничтожить Израиль массированными ударами с воздуха. Бен-Гурион встревожен не меньше других, но старается не подавать виду. Только дневнику он поверяет свои мысли:

«Это был кошмарный день. Из Рима, Парижа и Вашингтона одно за другим шли сообщения о притоке в Сирию советских самолетов и «добровольцев» и об обещании разбомбить Израиль — его города, аэродромы и пр., если сирийцы и иорданцы вступят в войну с нами… Возможно, что многое в этих донесениях преувеличено, но нота, которую прислал мне Булганин, и подавление Венгрии танками показывают, на что способны коммунистические нацисты».

Однако советские угрозы, сделанные б-7 ноября, есть не что иное, как тактика устрашения, блестящий маневр психологической войны. Все слухи о советском военном присутствии на Среднем Востоке безосновательны. В своих мемуарах Хрущев не без гордости говорит о распространении ложных сведений о засылке «добровольцев», но то, что прозвучало «кошмарным днем» 8 ноября 1956 года, все приняли за чистую монету. Израильские руководители приготовились к катастрофе, которая вот-вот обрушится на их страну, и мир трепещет перед угрозой атомной войны. Франция, Великобритания и Израиль втянулись в войну, будучи убеждены, что США защитят их в случае вмешательства в конфликт СССР, но события показывают, что они заблуждались. Взбешенный Эйзенхауэр отзывает свои гарантии, и Израиль оказывается один и совершенно беззащитный. Даян, придя в этот день к Бен-Гуриону, находит его «очень бледным и в ярости как раненый лев».

«Раненый лев» старается развеять свои опасения, но некоторые его помощники и министры не в состоянии от них избавиться. Советники и государственные служащие высокого ранга в отчаянии вышагивают перед его кабинетом, где в чрезвычайно напряженной обстановке проходят закрытые заседания. Телефоны разрываются от звонков, телеграммы — одна другой тревожнее — толстым слоем покрывают стол Бен-Гуриона. Многие министры громко требуют немедленно вывести войска из Синая. Все возрастающее давление со всех сторон, советские угрозы, опасность новой мировой войны подрывают решительность Бен-Гуриона. «У него хватило мужества покориться действительности, — скажет Герцог, — и он согласился отступить — но без мирного договора».

Хотя больше всего его испугали угрозы СССР, о своей капитуляции он сообщит только президенту США. В тот день он составляет тексты двух посланий, адресованных русскому и американскому руководителям. Нота, предназначенная Булганину, полна холодности и гордости и не содержит никаких упоминаний о принятии на себя обязательств по выводу войск. Зато Эйзенхауэру он сообщает о своем намерении это сделать, не оставляя, однако, надежды в последнюю минуту получить какие-нибудь выгоды. Старик еще не отказался от своего желания аннексировать Тиранский пролив и, возможно, сектор Газа. Он также надеется получить от ООН гарантии, что израильскую армию сменят международные военные силы, а не египетские войска. И, наконец, он надеется, что США возьмут на себя заботу о достижении мирного и окончательного решения средневосточных проблем.

В девять часов вечера Герцог звонит Эбану в Вашингтон, чтобы узнать, возможно ли сделать так, чтобы американцы согласились связать отвод израильских войск с вводом международных сил (вместо безоговорочного отступления, как того требует ООН). Примерно через два часа Эбан перезванивает и говорит, что Даллес согласен с этим предложением. Тогда Герцог и Бен-Гурион включают в текст ноты, адресованной Эйзенхауэру, ключевую фразу: «Мы готовы вывести свои войска сразу же, как только будет достигнута договоренность с ООН о вводе международных сил в зону Суэцкого канала». Бен-Гурион также заявляет: «Ни я, ни другой официальный представитель израильского правительства никогда не утверждали, что намерены аннексировать Синайский полуостров».

Народ замер в ожидании: его просили оставаться у радиоприемников — Бен-Гурион должен выступить с обращением. Только после полуночи он начинает свое обращение к нации. Его усталый надтреснутый голос, который выдает разочарование и огорчение, звучит в каждом израильском доме. Он зачитывает текст посланий Булганину и Эйзенхауэру, затем их ответы — так народ узнает о грядущем выводе войск из Синая. В заключение он воздает почести солдатам: «Нет в мире силы, которая смогла бы зачеркнуть вашу великую победу… После Синайской кампании Израиль уже не сможет быть той страной, какой был перед этой грандиозной операцией».

На следующий день Бен-Гурион получает телеграмму, в которой президент США поздравляет его с принятием решения о выводе войск. С чувством глубокой горечи Бен-Гурион пишет: «Могу ли я послать ему телеграмму с благодарностью за отношение в период кризиса?».

А как же с мечтой о третьем королевстве Израиля? Через десять лет после описываемых событий Бен-Гурион признается в момент откровения, что эта речь была большой ошибкой: «В этом обращении я допустил несколько ошибок, сказав, что соглашение о мире мертво и похоронено и что мы не позволим Египту вернуться в Синай. Я погорячился». В раздумье он помолчит несколько минут, а потом добавит: «Видите ли, победа пришла слишком скоро. Это меня опьянило».

Чудовищная международная напряженность слегка ослабевает, и весь мир с нетерпением ждет, когда Израиль приступит к выполнению своих обязательств по выводу войск с оккупированных территорий. Но Бен-Гурион выбирает другую тактику, предпочитая выждать в надежде, что ООН, избавившись от кошмара советской угрозы, вскоре займет более справедливую позицию по отношению к Израилю. Он надеется успеть объяснить США позицию своей страны и завоевать симпатии американского общественного мнения. Второй причиной является обещание дать Израилю конкретные преимущества в обмен на его уход с оккупированных территорий. Была еще одна, третья цель, о которой он говорит только самым близким. Так, во время беседы с Даяном он говорит ему: «Повода для уверенности нет, но я думаю, что, может быть, мы не уйдем ни с Тиранского пролива, ни из Газы».