Леон Дегрель - Гитлер на тысячу лет

Я совершил поистине неслыханное преступление. Никаких небесных молний не хватило бы на то, чтобы наказать меня за этот кощунственный поступок.

Моя «дерзость» возросла настолько, что я не ограничился расправой над этим любимым избранником Его Преосвященства. Я пошёл дальше и с тем же священным пылом разделался с несколькими коллегами вышеупомянутого сенатора, такими же ханжами, ворами и распутниками, которые шлялись по дорогим притонам с таким видом, будто они совершают святое таинство.

Я нацелился на вожаков, нанеся первый сногсшибательный удар по главе католической партии, государственному министру Полю Сегерсу, тщеславному и крикливому прислужнику, с мертвенно-бледным лицо ханжи, который в перерыве между молитвами охотно запускал свою руку в государственную кассу и, в том числе, в «Сбербанк», где хранили свои сбережения простые люди.

Со стороны главы католической партии крупных буржуа, чванящихся своей высокой нравственностью, такое лицемерие выглядело особенно гнусным. Это были типичные представители прогнившей элиты, которые, с напыщенным видом, разыгрывают высокую добродетель. И я ударил по Сегерсу. Во время ежегодного собрания его партии, на котором он председательствовал, я буквально ворвался на трибуну. Это случилось — боги иногда проявляют чувство юмора — 2-го ноября, в день поминовения усопших.

Я привёл с собой триста молодцов, готовых на всё.

За полчаса моего выступления министр Сегерс превратился в кусок дерьма.

Это стало самым громким скандалом в довоенной Бельгии.

Так же как и Филипс, Сегерс подал на меня в суд, потребовав выплаты в три миллиона франков на восстановление «своей чести и достоинства». Восстановления чего?! Какой чести? Кто из этих политиканов и финансовых мошенников мог иметь хоть какое-то представление о чести?

Суд состоялся. Я был только триумфально оправдан (хотя, видит Бог, тогда я совершенно не разбирался в «тонкостях» правосудия!), а Сегерс, государственный министр, был осуждён как заурядный прохвост.

«Вы знамя католической партии!» — воскликнул, обращаясь к нему, накануне процесса сенатор по имени Струйе (Struye), смахивающий телосложением на провинциального парикмахера, с жабьей физиономией, украшенной очками. Эта очкастая жаба, после «Освобождения», обретя на старости лет призвание к мясницкой работе, отомстила за приговор, вынесенный в своё время его «знамени», приговорив к расстрелу более сотни наших товарищей.

Предвоенная бельгийская демократия практически ничем не отличалась от других демократических режимов того времени, слабых и подверженных всем искушениям.

Все они были замешаны в скандалах того времени — достаточно вспомнить дело Бармата (Barmat) в Германии, Ставиского во Франции (оба, к слову сказать, были евреями).

Но каждый раз полицейские власти спешно заметали все следы этих грязных делишек. Бармат ранним утром был найден мертвым в своей камере. Ставиский другим ранним утром был застрелен в упор сыщиками, взявшими накануне ночью в осаду его виллу в Шамониксе, которые, тем самым, сняли тяжкий груз ответственности с орды левых политиканов, щедро осыпавших его деньгами Франции в обмен на собственную безопасность.

В Бельгии — и никто никогда мне этого не простит — я не спасал Стависких, будь они валлонцами или фламандцами, и не позволил бы никому спасти их. Напротив, я держал их грязные головы под водой до тех пор, пока на поверхности не появлялся последний пузырёк.

Но всякий раз, когда я устранял очередного прогнившего политика, прикрывающегося своим «католичеством» — что меня возмущало больше всего! — моё новое «преступление» вписывалось в чёрную книгу кардинала.

Боже мой, но ведь именно он должен был с треском выкинуть их из церквей!

Однако нет, виновником был я, честный католик, который выкидывал прочь этих финансово-политических прохвостов, трусливо прячущихся в исповедальнях!

В декабре 1936 г. кардинал обратился в Ватикан, пытаясь добиться осуждения рексизма. Он потерпел поражение. Схоронившись за спинами своей хромой, горбатой и косой прислуги в своём епископском дворце, он пристально следил за каждым моим шагом. Он поджидал своего часа.

Выборы-плебисцит Ван Зеланд против Дегрелля, состоявшиеся 11 апреля 1937 г. наконец предоставили ему возможность исподтишка нанести мне удар из-за угла. Буквально в последние минуты избирательной компании, когда предпринять ответные меры было просто технически невозможно, он внезапно выкинул трюк, достойный времён средневековья.

Человек, носящий митру на голове, со свирепостью и крайней нетерпимостью, которых сегодня более не может позволить себе ни один публичный католический деятель, бросился в чисто выборные склоки, где католичеству было совершенно нечего делать, выступив urbi et orbi с грозным заявлением, откровенно запрещающим голосовать за меня!

Но и это ещё не всё. Вдобавок ко всему, он открыто, пригрозив осуждением в грехе, запретил верующим воздерживаться от голосования или голосовать против всех, к чему были склонны многие бельгийские католики, которые, даже не будучи сторонниками РЕКСа, тем не менее, не хотели отдавать свои голоса кандидату, выдвинутому крайне левыми партиями, который, к тому же, по слухам также был замешан в очень грязной финансовой афёре.

Скандал разразился уже летом того же года. Стало известно, что кардинальский протеже с несколькими своими сообщниками не постыдился втайне присвоить жалования крупных чиновников «Национального Банка», которые числились умершими по спискам гражданского состояния, но которых Ван Зеланд и его клика продолжали числить в живых в списках жалованья государственного банка Бельгии!

Ван Зеланд и его шайка прозвали эту чёрную кассу «кубышкой». Они бесстыдно опустошали её каждый месяц, обворовывая государство, и вдобавок к этому, благодаря этим махинациям, утаивая налоги!

Политико-финансовые нравы демократов до 1940 г. были таковы, что человек, использовавший мертвые души чиновников, чтобы набить свои карманы за счёт государства, мог стать премьер-министром!

Ван Зеланд — губы гузкой, с рукой, прижатой к сердцу, — клялся своим избирателям-католикам, что он защитит Отечество и Честь перед лицом рексистской угрозы! Надо было слышать как этот плаксивый и чопорный лже-апостол, более острый на язык, чем миллионы бритвенных приборов «Жилетт», разыгрывал из себя мученика за демократию: «Я спокойно и безмятежно иду своим путём, невзирая на все козни, его затрудняющие!».

Попробуйте-ка с десяток раз быстро повторить эту тарабарщину: «Я спокойно и безмятежно иду своим путём, невзирая на все козни, его затрудняющие!». Затем он возводил умиленный взор к небесам, населённым праведниками и архиепископами!