Леон Дегрель - Гитлер на тысячу лет

Но ведь были и другие немцы? Да, но были и другие европейцы! И эти другие европейцы обладали собственными исключительными достоинствами, независимо от немцев, без которых Европа так и осталась бы грубой бесформенной массой. Прежде всего, я имею в виду французский гений. Чтобы вдохнуть новый дух в Европу, немцы никогда не обошлись бы без французского гения, как бы некоторым из них этого не хотелось, как бы, как это было в отдельных случаях, они его не презирали.

Никогда ничего в Европе не совершалось и не может свершиться без тонкости и изящества, свойственных французскому характеру, живости и ясности французского ума. Французский народ обладает самым живым умом. Он легко схватывает, легко усваивает, легко передаёт другим и осмысляет схваченное. Он — гибок и он — лёгок. Французский вкус — совершенен. Никто не создаст ничего равного куполу Дома Инвалидов. Никогда никто не сможет превзойти очарования Лувра. Никогда, ни в одном городе земли, вы не найдёте того шика и шарма, как живя в Париже.

Европа, создаваемая Гитлером, поначалу была сырой, грубой заготовкой. Рядом с Герингом, сеньором времён Возрождения, питающим пристрастие к искусству и роскоши, рядом с Геббельсом, с его отточенным до блеска умом, многие немецкие вожди выглядели туповатыми, вульгарными и безвкусными как деревенские пастухи; они излагали свои взгляды и идеи с тем же изяществом, с которым мясник разделывает мясную тушу.

Но именно эта сырость и грубость делали столь незаменимым для новой Европы французский гений. Это стало бы настоящим чудом. За десять лет он всему бы придал свой блеск. Столь же противоположным тяжеловесному германскому гению был итальянский дух. Над итальянцами часто посмеиваются. Но за годы войны мы увидели, на что они способны. Они с той же лёгкостью наводнили бы всю огромную гитлеровскую Европу своими безукоризненными ботинками, элегантной модой, автомобилями, несущимися как борзая, как и сегодняшнее тесное пространство Общего Рынка.

У меня нет ни малейших сомнений в том, что русский гений также внёс бы значительный вклад в процесс преобразования слишком немецкой Европы, в которую должны были влиться двести миллионов восточных славян. Четыре года жизни, проведённые рядом с русским народом, научили всех антисоветских бойцов уважать его, любить его, восхищаться им. Ужасно, что уже почти более полувека эти двести миллионов вынуждены вновь томиться за железным занавесом советского режима, и ещё ужаснее, что это может затянуться ещё надолго.

Этот мирный, чуткий, умный и творческий народ одарён также математическими способностями, что и не удивительно, поскольку закон чисел лежит в основе всех искусств.

Попав в Россию, немцы, прошедшие очень поверхностную нацистскую индоктринацию, поначалу воображали себя единственными существами во вселенной, достойными звания арийцев, которые обязательно должны были выглядеть как светловолосые крепко сложенные великаны, с глазами голубыми, как тирольское небо в августе.

Это выглядело достаточно комично, особенно, если учесть, что Гитлер, как и Гиммлер были среднего роста и тёмно-русыми, Геббельс — коротконогим коротышкой с жгуче чёрными волосами. Зепп Дитрих походил на коренастого содержателя марсельского бара, а Борман горбился, как бывший чемпион по велосипедному спорту, ушедший на покой. Не считая нескольких великанов, подававших аперитивы на террасе в Берхтесгадене, в окружении Гитлера редко можно было встретить бодрых голубоглазых здоровяков, с румянцем во всю щёку.

Каково же было изумление немцев, которые, по мере продвижения вглубь России, постоянно встречали голубоглазых блондинов, воплощающих именно тот тип совершенного арийца, которым их учили восхищаться! Блондинов. И блондинок! И каких блондинок! Крепкие, великолепно сложенные, прекрасные крестьянки, с глазами цвета небесной лазури, более естественные и более здоровые, чем весь женский состав Гитлерюгенда. Невозможно было представить себе более типично арийской расы, исходя из священного канона гитлеризма!

За полгода вся немецкая армия заболела русофилией. Повсюду братались с населением. И особенно с женским населением! Позднее, во время отступления эти прекрасные русские девушки, созданные для любви и семейного счастья, бесстрашно последовали сквозь ужасы жестоких сражений за своими Эриками, Вальтерами, Карлами, Вольфганами, с которыми они познакомились в свободное время, убедившись на своём опыте, что волшебная сила любви побеждает даже пришельцев с Запада.

Нацистские теоретики исповедовали откровенно антиславянские теории, но хватило бы менее десятка лет совместного русско-германского проживания, как они развеялись бы в прах. Русские обеих полов быстро осваивали немецкий язык. Многие его знали его и раньше. Мы находили учебники немецкого во всех школах. Языковых проблем в России было гораздо меньше, чем где бы то ни было в Европе.

Немцы обладают прекрасными качествами как техники и организаторы. Но русские, мечтатели по натуре, обладают более богатым воображением и более живым умом. Одно прекрасно дополняет другое, кровные связи доделали бы остальное. Естественно, несмотря на все пропагандистские усилия, множество молодых немцев вступало в браки с русскими. Они нравились друг другу. Создание Европы на Востоке шло самым удачным образом. Русско-германский союз принёс бы чудесные плоды.

Это была поистине грандиозная задача: сплотить пятьсот миллионов европейцев, поначалу не имевших почти никакого желания сотрудничать, объединить их силы, гармонизировать существующие различия в характере и темпераменте. Но Гитлер обладал необходимым гением и могуществом для решения этой задачи, на которой споткнулись сотни политиков, благодаря своей посредственности и ограниченности.

Миллионы солдат из всех уголков Европы, испанская «Голубая дивизия» и формирования стран Восточной Балтии, «Фламандская дивизия» и солдаты балканских стран, «Дивизия Шарлемань» и сотни тысяч их товарищей из тридцати восьми дивизий Ваффен СС были привлечены к решению этой задачи!

На небольшом европейском островке, уцелевшем на Западе, после потопления Третьего Райха, стали потихоньку складывать первые торговые союзы, пока ещё слабые и неустойчивые, объединённые под эгидой Общего рынка. Но настоящая Европа, вдохновлённая героико-революционным идеалом, устремлённая к величию, имела бы совсем другой облик!

Европейской молодежи открылся бы иной смысл и другое разнообразие, нежели те, которые стали привычны бродячим битникам и бунтующей молодежи, восстающей как раз против демократических режимов, которые за все годы, прошедшие после окончания войны, так не смогли предложить ей нечто воодушевляющее, но напротив, гасят в них всякий энтузиазм.