Ольга Таглина - Михаил Булгаков

Пьесу отослали в секретариат Сталина, была создана бригада из МХАТовцев для поездки в Тифлис и Батум, в нее был включен и Булгаков. Но когда поезд остановился в Серпухове, в вагон вошла женщина-почтальон и вручила писателю телеграмму. Текст ее был кратким: «Надобность поездке отпала возвращайтесь Москву».

Главный герой пьесы, уже одобренной в Комитете по делам искусств, категорически высказался против ее постановки. Вождь сказал, что «пьесу «Батум» он считает очень хорошей, но что ее нельзя ставить».

17 августа 1939 года к Булгакову на квартиру пришли руководящие деятели МХАТа В. Г. Сахновский и В. Я. Виленкин. Согласно записи Е. С. Булгаковой, Сахновский заявил, что «театр выполнит все свои обещания, то есть — о квартире, и выплатит все по договору».

Дело в том, что МХАТ, агитируя Булгакова писать пьесу о Сталине, обещал добиться для него лучшей квартиры — к сожалению, «квартирный вопрос» волновал писателя до конца жизни. Выполнить это обещание театр не успел, а деньги по договору честно выплатил. Сахновский также сообщил: «Пьеса получила наверху резко отрицательный отзыв: нельзя такое лицо, как И. В. Сталин, делать романтическим героем, нельзя ставить его в выдуманные положения и вкладывать в его уста выдуманные слова. Пьесу нельзя ни ставить, ни публиковать. Наверху посмотрели на представление этой пьесы Булгаковым как на желание перебросить мост и наладить отношение к себе».

Булгакову передавали и более пространный сталинский отзыв о его пьесе: «Все дети и все молодые люди одинаковы. Не надо ставить пьесу о молодом Сталине».

Вождь по каким-то причинам не желал видеть на сцене себя молодым. Для мифа требовался образ уже умудренного жизнью человека, лидера великой страны. Для этой цели лучше всего годилась фигура Сталина конца 1920-х — начала 1930-х годов, когда он уже достиг «высшей власти». Молодой Иосиф Джугашвили в этом качестве для мифа не годился.

Немного оправившись от несостоявшейся поездки в Грузию по поводу «Батума», 10 сентября 1939 года Булгаковы поехали отдохнуть в Ленинград. Здесь писатель внезапно почувствовал, что теряет зрение. Вернувшись в Москву, Михаил Афанасьевич слег — уже до конца своих дней.

«Я пришел к нему в первый же день после их приезда, — вспоминал близкий друг писателя, драматург Сергей Ермолинский. — Он был неожиданно спокоен. Последовательно рассказал мне все, что с ним будет происходить в течение полугода — как будет развиваться болезнь. Он называл недели, месяцы и даже числа, определяя все этапы болезни. Я не верил ему, но дальше все шло как по расписанию, им самим начертанному. Когда он меня звал, я заходил к нему. Однажды, подняв на меня глаза, он заговорил, понизив голос и какими-то несвойственными ему словами, словно стесняясь:

— Чего-то я хотел тебе сказать. Понимаешь. Как всякому смертному, мне кажется, что смерти нет. Ее просто невозможно вообразить. А она есть».

Валентин Катаев рассказывал, как навестил Булгакова незадолго до его смерти: «Он (Булгаков) сказал по своему обыкновению:

— Я стар и тяжело болен.

На этот раз он не шутил. Он был действительно смертельно болен и как врач хорошо это знал. У него было измученное землистое лицо. У меня сжалось сердце.

— К сожалению, я ничего не могу вам предложить, кроме этого, — сказал он и достал из-за окна бутылку холодной воды. Мы чокнулись и отпили по глотку. Он с достоинством нес свою бедность.

— Я скоро умру, — сказал он бесстрастно.

Я стал говорить то, что всегда говорят в таких случаях — убеждать, что он мнителен, что он ошибается.

— Я даже могу вам сказать, как это будет, — прервал он меня, не дослушав. — Я буду лежать в гробу, и, когда меня начнут выносить, произойдет вот что: так как лестница узкая, то мой гроб начнут поворачивать и правым углом он ударится в дверь Ромашова, который живет этажом ниже.

Все произошло именно так, как он предсказал. Угол его гроба ударился в дверь драматурга Бориса Ромашова…»

Булгаков умер 10 марта 1940 года.

Через 20 лет Елена Сергеевна писала о Михаиле Афанасьевиче: «Он умирал так же мужественно, как и жил… не всякий выбрал бы такой путь. Он мог бы, со своим невероятным талантом, жить абсолютно легкой жизнью, заслужить общее признание. Пользоваться всеми благами жизни. Но он был настоящий художник — правдивый, честный. Писать он мог только о том, что знал, во что верил. Уважение к нему всех знавших его или хотя бы только его творчество — безмерно. Для многих он был совестью. Утрата его для каждого, кто соприкасался с ним, — невозвратима».

Организацию гражданской панихиды и похорон взял на себя Литфонд Союза писателей с привлечением МХАТа и ГАБТа, последнего места работы Булгакова. 11 марта состоялась гражданская панихида в здании Союза советских писателей на Поварской улице.

В речи одного из руководителей МХАТа В. Г. Сахновского были такие слова: «… Художественный театр знает, что искусство сильнее смерти — и для нас Михаил Афанасьевич есть подлинный рыцарь искусства. Мы видим его для нас как художника сложного, острого, мудрого, доброго. И его утрата для нас, конечно, необыкновенно тяжела. Но мы не прощаемся с ним, не расстаемся…»

А в доме Булгакова, посреди безмолвного горя и страшной обыденности похорон, требовательно, словно из другого мира, зазвонил телефон. Подошел друг покойного, Сергей Ермолинский. Звонили из секретариата Сталина: «Правда ли, что умер товарищ Булгаков?» — «Да, он умер». На другом конце провода помолчали и положили трубку.

15 марта в «Литературной газете» появились фотография и некролог: «Умер Михаил Афанасьевич Булгаков — писатель очень большого таланта и блестящего мастерства…» Подпись была одна, коллективная — «Президиум Союза советских писателей».

Тогда же глава ССП А. Фадеев прислал Е. С. Булгаковой письмо, в котором были такие строки: «…Мне сразу стало ясно, что передо мной человек поразительного таланта, внутренне честный и принципиальный и очень умный — с ним, даже с тяжело больным, было интересно разговаривать, как редко бывает с кем. И люди политики, и люди литературы знают, что он — человек, не обременивший себя ни в творчестве, ни в жизни политической ложью, что его путь был искренен, органичен, а если в начале своего пути (а иногда и потом) он не все видел так, как оно было на самом деле, то в этом нет ничего удивительного. Хуже было бы, если бы он фальшивил».

Похоронили Булгакова на Новодевичьем кладбище неподалеку от могил Чехова и известных актеров МХАТа, на МХАТовском участке, среди вишневых деревьев в Старой части кладбища.

После смерти мужа Елена Сергеевна сделала почти невозможное. Ее великой заслугой является сохранение архива Булгакова — многие рукописи, хранившиеся в одном-единственном экземпляре, она успела перепечатать. Благодаря ее невероятной энергии после смерти Михаила Афанасьевича смогли увидеть свет многие до того неизданные его произведения — главным из которых является роман «Мастер и Маргарита».