Наталья Горбачева - Прекрасная Натали

К счастью, все это были черновые варианты и в бессмертную поэму уничтожающие строки не вошли.

Итак, получив отказ от родителей Олениной — или сам отступив в решительную минуту, — Пушкин в конце 1828 года вернулся в Москву с намерением возобновить свои ухаживания за Екатериной Ушаковой. Но здесь ожидала его новая неудача. «При первом посещении пресненского дома, узнал он плоды собственного непостоянства: Екатерина Николаевна помолвлена за князя Д-го. „С чем же я остался?“ — вскрикивает Пушкин. „С оленьими рогами“, — отвечает ему невеста». Впрочем, этим дело не кончилось. «Собрав порочащие его сведения о Д-ом, Пушкин упрашивает Н. В. Ушакова (отца невесты) расстроить эту свадьбу. Доказательства возмутительного поведения жениха, вероятно, были очень явны, поскольку упрямство старика было побеждено, а Пушкин по-прежнему остался другом дома» (из воспоминаний племянника Εκ. Н. Ушаковой).

Екатерина Николаевна вновь стала надеяться… В ее альбоме появились карикатуры на Оленину. И вдруг — перед Новым, 1829 годом на рождественском балу Пушкин снова встретил свою настоящую любовь — Натали, чье имя пророчески поместил самым последним в «Дон-Жуанском» списке…

Пушкин не скрывал своего страстного увлечения от сестер Ушаковых, которое затмило все бывшие его привязанности до такой степени, что перед своим отъездом на Кавказ он почти каждый день ездил на Пресню к Ушаковым — но не ради Екатерины, а для того, чтобы иметь возможность дважды проехаться по Большой Никитской мимо окон Гончаровых. Екатерине пришлось смириться с ролью преданного друга Пушкина, который горячо обсуждал с нею подробности взаимоотношений со своей новой пассией.

В альбоме Ушаковой появился новый персонаж, к которому обращены и взоры Пушкина, и его протянутая рука, держащая письмо. Рядом приписка: «Карс, Карс, брат! Брат, Карс!» Та же особа была нарисована на другой картинке под подписью: «О горе мне! Карс! Карс! Прощай, бел свет! Умру!» Эти горестные возгласы сестры Ушаковы как бы вложили в уста терзаемому муками неразделенной любви Пушкину. Карс — название неприступной турецкой крепости…

Еще в 1830 году московские сплетницы, а заодно с ними и многие приятели Пушкина полагали, что он разрывается между Старой Пресней и Большой Никитской. Однако к тому времени «участь его была решена», и поэт просто не находил себе места в ожидании окончательного ответа «маменьки Карса» Натальи Ивановны Гончаровой. В ушаковском альбоме она представлена в образе пожилой особы в чепце.

Незадолго до помолвки Пушкина с Гончаровой Екатерина Ушакова не без горечи писала брату: «Карс все так же красива, как и была, и очень с нами предупредительна, но глазки ее в большом действии, ее А. А. Ушаков (генерал-майор, родственник Ушаковых. — Н. Г.) прозвал Царство Небесное, но боюсь, чтобы не ошибся, для меня она сущее Чистилище. Карсы (три сестры Гончаровы. — Н. Г.) в вожделенном здравии. Алексей Давыдов был с нами в собрании и нашел, что Карс глупенькая, он, по крайней мере, стоял за ее стулом в мазурке более часу и подслушивал ее разговор с кавалером, но только и слышал из ее прелестных уст: да-с, нет-с. Может быть, она много думает или представляет роль невинности».

Пушкин своим гениальным чутьем уловил в Натали то непостижимо прекрасное — молодость, невинность, естественность и красоту в чудной гармонии с прекрасным воспитанием и скромностью. Откуда только взялось такое сокровище! Девушка, принадлежащая к аристократическому кругу, но не зараженная его надменностью и тщеславием, поистине бутон белой лилии. Именно с ней захотелось семейного счастья, дома, как у всех, наполненного детьми и тихими радостями…

Ни к кому Пушкин больше не сватался. За те два года после встречи с Натали были и новые любовные страсти, и лихорадочное возвращение к прежним, но уже написано необыкновенное по силе чувства стихотворение:

1829

Бесценный автограф стихотворения получила в свой альбом Анна Оленина при расставании с поэтом. Пушкин сказал последнее «прости» всем когда-либо волновавшим его женщинам, желая стать мужем и отцом. Это была новая для него роль. И он не был уверен, сможет ли хорошо сыграть ее.

«Только привычка и длительная близость могли бы помочь мне заслужить расположение вашей дочери; я могу надеяться возбудить со временем ее привязанность, но ничем не могу ей понравиться; если она согласится отдать мне свою руку, я увижу в этом лишь доказательство спокойного безразличия ее сердца. Но, будучи всегда окружена восхищением, поклонением, соблазнами, надолго ли сохранит она это спокойствие? Ей станут говорить, что лишь несчастная судьба помешала ей заключить другой, более равный, более блестящий ее союз; может быть, эти мнения и будут искренни, но уж ей безусловно покажутся таковыми. Не возникнут ли у нее сожаления? Не будет ли она тогда смотреть на меня как на помеху, как на коварного похитителя? Не почувствует ли она ко мне отвращения? Бог мне свидетель, что я готов умереть за нее; но умереть для того, чтобы оставить ее блестящей вдовой, вольной на другой день выбрать себе нового мужа, — эта мысль для меня — ад».

Откуда эти мысли об аде, ведь у него с Натали не произошло еще окончательного объяснения… Верно, Пушкин почувствовал невыносимые угрызения совести, поставив себя на место тех обманутых мужей, с женами которых у него велись амуры. Ревнивец, он в совершенстве владел наукой обольщать, но свой собственный дом хотел основать на твердом камне добродетели. Судя по всему, ее-то, добродетель, он и нашел в Наталье Николаевне и отступаться не собирался.

«Секретно. Честь имею донести, что известный поэт, отставной чиновник 10 класса, Александр Пушкин прибыл в Москву и остановился в Тверской части, 1-го квартала, в доме Обера, гостинице „Англия“, за коим секретный надзор учрежден.

Полицмейстер Миллер, 20 сент. 1829».

«С. Н. Гончаров (брат Натали. — Н. Г.) помнит хорошо приезд Пушкина с Кавказа. Было утро, мать еще спала, а дети сидели в столовой за чаем. Вдруг стук на крыльце, и вслед за тем в самую столовую влетает из прихожей калоша. Это Пушкин, торопливо раздевавшийся. Войдя, он тотчас спрашивает про Наталью Николаевну. За нею пошли, но она не смела выйти, не спросившись матери, которую разбудили. Будущая теща приняла Пушкина в постели».