Наталья Горбачева - Прекрасная Натали

Итак, сестры уже познакомились с «модным молодым человеком» Дантесом. Натали было совсем не до новых знакомств: четвертая беременность протекала тяжело. Материальное положение семьи еще более ухудшилось. К началу 1836 года у Пушкина было около 77 тысяч долгов, в том числе по казенной ссуде 48 тысяч, частных — 29 тысяч.

Ничего не оставалось другого, как затеять наконец собственный литературный журнал, который царь разрешил еще в 1832 году, но по разным обстоятельствам издание начато не было. Колебания Пушкина выразились в его стихотворении 1835 года:

За весь 1835 год Пушкин не создал ничего такого, что бы могло доставить ему большой гонорар. Трудно было рассчитывать человеку, не могущему вырваться из круга материальных забот, что каждый последующий год принесет ему творческое удовлетворение. Поэт во многом пересмотрел свои политические и художественные взгляды, о чем он, в частности, писал той же тригорской соседке Осиповой: «Государь только что оказал свою милость большей части заговорщиков 1825 года, между прочим, и моему бедному Кюхельбекеру. По указу должен он быть поселен в Южной части Сибири. Край прекрасный, но мне бы хотелось, чтобы он был поближе к нам, и, может, ему позволят поселиться в деревне его сестры, г-жи Глинки. Правительство всегда относилось к нему с кротостью и снисходительностью. Как подумаю, что уже 10 лет протекло со времени этого несчастного возмущения (восстания декабристов. — Н. Г.), мне кажется, что все я видел во сне. Сколько событий, сколько перемен во всем, начиная с моих собственных мнений, моего положения и проч. Право, только дружбу мою к вам и вашему семейству я нахожу в душе моей все тою же, всегда полной и нераздельной» (29 декабря 1835 г.).

С изменившимися во многом взглядами на жизнь Пушкину, кажется, было легче приступить к созданию журнала. Возможно, в этой истории сыграл свою роль Гоголь — восходящая звезда на небосклоне российской словесности, который писал Плетневу: «Пушкин хотел сделать из „Современника“ четвертное обозрение вроде английских, в котором могли бы помещаться статьи более обдуманные и полные, чем какие могут быть в еженедельниках и ежемесячниках, где сотрудники, обязанные торопиться, не имеют времени пересмотреть то, что написали сами. Впрочем, сильного желания издавать этот журнал в нем не было, и он сам не ожидал от него большой пользы. Получивши разрешение на издание его, он уже хотел было отказаться. Грех лежит на моей душе; я умолил его. Я обещался быть верным сотрудником. В статьях моих он находил много того, что может сообщить журнальную живость изданию, какой он в себе не признавал. Моя настойчивая речь и обещанье действовать его убедили» (Гоголь — Плетневу).

Другим сотрудником журнала стал князь из рода Рюриковичей В. Ф. Одоевский. С ним Пушкин познакомился пять лет назад и стал частым посетителем его литературного салона в Петербурге. «Общество проводило вечер в двух маленьких комнатках и только к концу переходило в верхний этаж, в львиную пещеру, то есть в пространную библиотеку князя. Княгиня, величественно восседая перед большим серебряным самоваром, сама разливала чай, тогда как в других домах его разносили лакеи совсем уже готовый. У Одоевского, уже известного писателя, часто бывали Пушкин, Жуковский, кн. Вяземский, драматург князь Шаховской, молодые члены французского посольства… Однажды вечером в ноябре 1833 года… вдруг входит дама, стройная как пальма, в платье из черного атласа, доходящем до горла (в то время был придворный траур). Это была жена Пушкина, первая красавица того времени…» Знакомство перешло в дружбу. Как тогда шутили, на диване у супругов Одоевских «пересидела вся русская аристократия». Князь был связующим звеном между издателем «Современника» и владельцем Гуттенберговой типографии, где печатался журнал. В отсутствие Пушкина Одоевский вместе с Плетневым и Краевским и при участий Натали взял на себя корректуру и составление второй книги «Современника». Свидетельством участия Натали в делах мужа сохранилось письмо Одоевского к ней от 10 мая (за две недели до ее родов).

«Простите меня, милостивая государыня Наталья Николаевна, что еще раз буду беспокоить Вас с хозяйственными делами „Современника“. Напишите, сделайте милость, Александру Сергеевичу, что его присутствие здесь было бы необходимо, ибо положение дел следующее:

1. Плетнев в его отсутствие посылал мне последнюю корректуру для просмотра и для подписания к печати, что я доныне и делал, оградив себя крестным знамением, ибо не знаю орфографии Александра Сергеевича — особенно касательно больших букв и на что бы я желал иметь от Александра Сергеевича хотя краткую инструкцию; сие необходимо нужно, дабы бес не радовался и пес хвостом не крутил…» В письме было шесть пунктов, седьмым стояло: «…если Александр Сергеевич долго не приедет, я в Вас влюблюсь и не буду давать Вам покоя.

Ваш нижайший слуга и богомолец Одоевский».

…Но приступим к хронике последнего года супружеской жизни Пушкиных с самого начала, чтобы уразуметь причины и источники внезапно разразившейся трагедии. Да была ли она внезапной? По мнению многих современников, в обстоятельствах, породивших катастрофу, сыграл свою роль пылкий и страстный характер поэта… Снова и снова в продолжение последнего года своей жизни Пушкин возвращался к полюбившемуся ему теперь выводу: «…Время изменяет человека как в физическом, так и в духовном отношении. Муж, со вздохом иль с улыбкою, отвергает мечты, волновавшие юношу. Моложавые мысли, как и моложавое лицо, всегда имеют что-то странное и смешное. Глупец один не изменяется , ибо время не приносит ему развития, а опыта для него не существует…»

Юношеские мечты давно покинули великого русского поэта, но чувство чести, присущее ему с младых лет, ему не изменило…

В десятых числах января 1836 года государь Николай Павлович разрешил выпускать «Современник». Пушкин встретил это известие с таким же торжеством, с каким несколько лет назад писал Плетневу по поводу своей трагедии: «Милый! Победа! Царь позволяет мне напечатать „Годунова“ в первобытной красоте!..»

Тут бы и закрепить успех, возблагодарив Бога… Но Пушкин решается написать эпиграмму на министра народного образования С. С. Уварова, который «подвергнул его сочинения общей цензуре». Прежде пушкинские сочинения рассматривались в собственной канцелярии государя, который и сам иногда читал их. Эпиграмма Пушкина называется «На выздоровление Лукулла»: она напечатана в «Московском наблюдателе». Поэт как-то пошутил, что посадит на гауптвахту кого-нибудь из здешних (московских) цензоров… Выбор пал на Уварова, к которому царь весьма благоволил. Государь через Бенкендорфа приказал сделать поэту строгий выговор. Но дня за три до этого Пушкину уже было разрешено издавать журнал… Цензором нового журнала попечитель (Уваров) назначил Крылова, «самого трусливого, а следовательно, и самого строгого из нашей братии. Хотел меня назначить, но я убедительно просил уволить меня от этого…» — записал в своем дневнике профессор русской словесности Петербургского университета Л. В. Никитенко.