Виктор Чернов - Перед бурей

Демократическое Совещание составом своим не оправдало надежд правоцентровой группы ПСР. Ход общих прений показал, что коалиционистские настроения сильно ослабели не только в советах. Из среды различных составных частей совещания подавались многочисленные проекты резолюций, общий дух которых был таков, что правоцентровая с.-р. резолюция вряд ли могла рассчитывать получить приоритет и быть положена в основу решения Совещания.

Делу не помогло и появление Керенского, который заявил, что сегодня же передаст в руки Совещания тяжелое бремя власти, если Совещание не приемлет принципа коалиции, отвержение которой Керенский считает гибельным и без которой он никакого участия в правительстве не примет; Керенский пожал бурные аплодисменты приблизительно половины собрания. Он смягчил недовольство другой половины, заявив, что ему инкриминируют восстановление смертной казни на фронте, но он до сих пор не утвердил ни одного вынесенного армейскими судами смертного приговора.

Немедленно после произнесения этой речи Керенский удалился и не принимал более никакого участия в заседаниях.

Демократическое Совещание, хотя и слабым большинством, высказалось «в принципе» за коалицию. Но Демократическое Совещание осталось без всякого решения того основного вопроса, ради которого было собрано.

С.-р-овская делегация в Демократическом Совещании постепенно, шаг за шагом, делала уступки не только из начертанной программы, и не только по вопросу о пропорциональном соотношении в «Предпарламенте» цензовиков и революционной демократии, но даже из самого принципа ответственности власти перед будущим предпарламентом. В итоге всей этой компромиссной работы «Предпарламент» остался лишь в качестве совещательного учреждения, чем-то вроде Земских Соборов при самодержавии (по формуле «правительству — сила власти, земле — сила мнения»). Он даже не получил права запросов. Цензовики получили в нем представительство, сильно повышенное с тем, какое им было потом дано — выборами на основе всеобщего избирательного права. Правительство опубликовало, как свою, платформу, выработанную Демократическим Совещанием, но после ретушировки, которая делала ее шагом назад сравнительно с платформами, уже публиковавшимися во всеобщее сведение от имени предыдущих составов Временного Правительства.

В заседании Ц. К. ПСР 17-го сентября, очень немноголюдном, из 7 человек, был заслушан формальный протест Веденяпина против действий Авксентьева и Гоца, нарушивших свои обязанности по отношению к Ц. К. По их требованию было созвано экстренное собрание Ц. К. по вопросу о том, какую общеполитическую резолюцию об организации власти проводить на заседании с.-р. фракции Демократического Совещания. Но когда Ц. К. экстренно собрался, то оказалось, что Гоц и Авксентьев сами на него не явились, но направились прямо на заседание фракции и там голосовали за резолюцию, требовавшую образования коалиционного правительства на основе сговора с к.-д. партией.

В момент, когда партии грозил откол левого крыла и когда левый центр решительно выступил против будущих сецессионистов, — центральное ядро Ц. К. распалось.

Когда лидер правого центра, Авксентьев, открыто выступил с защитой позиций крайне правого крыла партии, с защитой коалиции во что бы то ни стало, сам голосовал и других приглашал голосовать за нее, — то, несмотря на происшедшее при этом формальное нарушение дисциплины Ц. К., существенно ничего не менялось. В февральской революции Авксентьев и его друзья не почуяли присущей народному движению грандиозной силы отталкивания от всего старого; они приветствовали эту революцию, как «малую революцию», по мотивам своим чисто патриотическую и общенациональную, сделанную скрепя сердце во время войны, чтобы избавиться от неспособной, насквозь прогнившей власти, фатально ведущей страну к поражению; как революцию во имя более успешного ведения и победоносного завершения войны союзом всех освобожденных «живых сил» страны.

Ни для кого не было тайной, что Авксентьев пошел в ногу с партийным центром лишь скрепя сердце, когда на 3-ем съезде коалиционное правительство трактовалось, как положение переходное, впредь до дальнейшего изменения соотношения сил в стране в пользу социалистов. Но открытое присоединение к нему Гоца, коренного «центровика», лидера эсеровской фракции в Совете — было партийной сенсацией.

Основным помощником Гоца в деле аппаратной обработки партии был В. М. Зензинов, — типичный образец «делового министра», как его когда-то прозвали в кругу близких людей. Чрезвычайно усидчивый, настойчивый и уравновешенный, умеющий терпеливо «бить в одну точку», он органически отдалялся от всего, что отдавало «крайностью», и столь же органически тяготел к какой-то неопределенной «золотой середине». Педантизм смягчался в нем воспитанностью, выдержкой, хорошими манерами и подчеркнутой, изысканной корректностью.

Он происходил из хорошей, культурной, крупно-торговой среды, и в общении с людьми буржуазных партий производил впечатление почти своего, и, во всяком случае, не вносящего диссонанса человека comme il faut, достойного всякого уважения. У него не было никаких возмущающих течение его общественной работы сильных индивидуальных страстей, и он пользовался поэтому репутацией безупречности, политической выдержанности и преданности партии. Это был блестящий образец — большого человека на малые дела. В деле непосредственного руководства партийным аппаратом он был незаменим и неподражаем.

Заслушав доклад А. Гоца о переговорах с Временным Правительством, Центральный Комитет ПСР 24 сентября семью голосами при семи воздержавшихся согласился, что «Авксентьев, Гоц и Руднев выполнили поручение, данное им Демократическим Совещанием».

С этого времени пишущий эти строки систематически отходит как от работы в Предпарламенте, который считает учреждением безвластным и ненужным, так и в самом Ц. К., где предоставляет новому большинству без помехи проводить свой «новый курс», неся всецело ответственность за него и за его результаты перед партией. 2-го октября я получил месячный отпуск «для объезда России» и непосредственного общения с массами, от которых, на мой взгляд, Ц. К. совершенно оторвался.

В эти дни на меня частным порядком было оказано большое давление с целью склонить меня отложить свой отъезд, по крайней мере, до сакраментального дня 22 октября, когда весь Петербург ждал попытки большевиков захватить власть. Мне указывали, что мой отъезд почти накануне этого дня будет понят, как несолидарность с противящимися перевороту антибольшевистскими силами. Скрепя сердце, я согласился отложить отъезд, но с тем, что это будет последний раз. 22-ое октября прошло мирно. Создалось впечатление, что большевики будут дожидаться если не Учредительного Собрания, то, по крайней мере, 2-го съезда Советов, на котором они, рассчитывая на сильную «левую сецессию» в рядах с.-р. и с.-д. меньшевиков, надеются получить большинство.