Руди Бенциен - Джон Леннон навсегда

Нью-Йорк — вот это дело!

Я очень глубоко сожалею, что я — не американец и не родился в Гринвич Вилледже. Там я мог бы жить… Все люди стремятся к центру, поэтому я здесь. Я здесь, чтобы дышать воздухом этого города».

Но тут же он признался Веннеру: «…Это пугает меня. Люди так агрессивны, а я это не выношу. Мне надо домой, я должен видеть зеленую траву…»

В основе решения ехать в Нью-Йорк лежали и другие мотивы. Йоко, которая прожила пятнадцать лет в Нью-Йорке, прежде чем переехала в Лондон, к городу на Гудзоне испытывала больше симпатий, чем к городу на Темзе. К тому же она надеялась, что за родительские права по отношению к дочери ей легче будет бороться в Америке.

Джону же хотелось даже географически отдалиться от своего битловского прошлого. Он чувствовал, что Нью-Йорк теперь более благоприятен для его творчества. Обоих манила перспектива свободного, почти необременительного передвижения на глазах людей в миллионной метрополии. Здесь они могли спокойно, не обнаруживая себя, посещать парки, кино, кафе и театры.

Прощание Джона со «старой доброй Англией» облегчалось политикой британского правительства по отношению к Северной Ирландии. Он понимал, что усиление там английских войск и создание лагерей для интернированных сторонников «Ирландской республиканской армии» ведет к дальнейшей эскалации насилия.

Через несколько дней после прибытия в Нью-Йорк Джон сказал Рэю Кулеману: «Этот город — Рим сегодня. И в нем есть что-то от Ливерпуля. Если бы я жил в прежние времена, то выбрал бы Рим или Париж или жил бы где-нибудь на Востоке. Я всегда с удовольствием там, где есть „экшн“. Семидесятые годы принадлежат Америке».

В доме номер 105 по Бэнк-стрит, в квартале искусств Гринвич Вилледж, они сняли очень простую квартиру из двух комнат, скромно обставили их. В качестве брачного ложа им служили два матраца, лежавшие прямо на полу и укрытые американскими флагами. Пианино в доме было. Они купили велосипеды и разъезжали по улицам без страха быть узнанными фанатами — удовольствие, которое в Англии они себе позволить не могли.

В Нью-Йорке, на Бродвее, 1700, находилась контора «Эппл». Здесь Джон в первые недели часто встречался с Алленом Клейном. Тот хоть и был усилиями Пола Маккартни отстранен от руководства, но все еще располагал местом и голосом в качестве менеджера Леннона, пользуясь его неограниченным доверием. Клейн воспринимал политические амбиции патрона как ущерб для прибыли, но это не мешало им вместе строить планы и разрабатывать стратегию работы в США.

Вскоре Джон и Йоко познакомились с Дэвидом Пилом, который в художественных кругах Нью-Йорка считался уникумом. Целый год, каждое воскресенье, он давал на площади Вашингтона в Гринвич Вилледже бесплатные концерты вместе с группой «David Peel And The Lower East Side».

Пил исполнял песни, в которых на все лады расхваливал марихуану, проповедовал свободную любовь и призывал к уклонению от службы в армии США путем дезертирства. В 1969 и 1970 годах он сочинил несколько известных хитов, но всегда был верен принципу — концерты давать только беззозмездно. Пил говаривал: «Ни один рок-музыкант не заплатил ни цента за то, чтобы видеть публику; почему же публика должна платить за желание видеть рок-музыканта?».

Джон чувствовал духовное родство с Пилом. Он тут же постарался, чтобы «провокационная» песня «The Pope Smokes Dope» («Римский папа курит марихуану») была издана в «Эппл». Конечно, зонг был немедленно запрещен в США как оскорбительный для его святейшества.

Согласие Леннона и Пила зашло так далеко, что они вместе создали «Rock Liberation Front». Они поставили, как скоро убедились сами, утопическую цель — противостоять распродаже рок-культуры.

В начале декабря 1971 года на глаза Джону попалось письмо читателя, направленное ему и Йоко и опубликованное в «Мелоди Мейкер»:

«Мы тебя любим, и если завтра всех рок-звезд до единого поставят к стенке, ты будешь тем, кого мы спасем.

Аллен Клейн, может быть, и чудесный человек, но когда речь идет о продаже пластинок, он тоже чистой воды капиталист, который зашибает на этом, сколько может. „Эппл“ могла бы стать прекрасной фирмой, но единственное, что нам нравится, — ее пластинки становятся все короче…

Вспоминаешь ли ты о днях, когда радовался, если сделаешь пластинку за месяц? Для нас это — высшее достижение. „Власть — народу“ — это прекрасно, но только каким именно людям? Мы были Фанатами „Битлз“, это все так, вот только не знаем — твои ли мы фанаты? Пожалуйста, дорогой Джон, избавь нас хотя бы на некоторое время от публичных придирок к Полу и лучше объясни нам, что означает „Rock Liberation“ в мире, где искусство и деньги повязаны друг с дружкой…»

В ответном письме Джон соглашался, что «Эппл» — действительно капиталистический концерн, но нет другого пути «обеспечить людей нашей продукцией», и мужчины вроде шефа рекламного отдела «Эппл» и Аллена Клейна должны вносить в «это дело» свой вклад. Леннон заявил, что он и Йоко неустанно борются за освобождение политических заключенных, причем не только словами, но и финансами.

Атмосфера Нью-Йорка побуждала Джона к творчеству. Все, что его окружало, стимулировало работу мысли, требовало участия в политических акциях.

В конце октября Ленноны вместе с Гарлемским хором записали песню «Happy Xmas / War Is Over» («Счастливое Рождество / Война кончилась»), которая с опусом Йоко «Listen, The Snow Is Falling» («Слушай, как падает снег») появилась на сингле в США незадолго до рождества 1971 года. Это был явный протест против войны во Вьетнаме.

Новым поводом для участия в политической манифестации стало для Леннонов кровавое подавление мятежа заключенных тюрьмы в Аттике.

Еще через четыре недели они выступили в Энн Або (Мичиган) — на бенефисе в честь писателя Джона Синклера, который был осужден к десяти годам тюремного заключения, как утверждалось, за нарушение закона о наркотиках (у него обнаружили сигареты с марихуаной).

К тому времени Джон временно подпал под влияние Джерри Рубина и Эбби Хофмана, которые хотели радикальными средствами дать толчок выдохшемуся движению хиппи, для чего основали «Youth International Party».

Леваки полагали, что сумеют перевернуть вверх дном «тухлую» среднесословную Америку, едва лишь все начнут без передышки смолить марихуану, спать с кем попало да слушать рок-н-ролл. На Джона притягательно действовали не только цели, но и методы Рубина—Хофмана, которые мало чем отличались от политической клоунады. Так, на партийном съезде демократов в 1968 году, где выдвигали кандидатов в президенты, они публично предложили свинью.