Андрей Рытов - Рыцари пятого океана

Вдали показалась группа лыжников. Свои или финны? Но вот засвистели пули, поднимая вокруг самолета фонтанчики снега. Сомнений не оставалось: враги! Стольников начал стрелять короткими очередями.

- Слева! - чуть слышно вымолвил Худяков и открыл огонь по новой группе лыжников.

Летчик и штурман не давали врагам поднять головы. Но финны, разгребая снег, подползали все ближе и ближе. У Стольникова кончились боеприпасы.

- Дай твой, - быстро выхватил он оружие у ослабевшего Худякова.

Теперь надо было стрелять расчетливо, только наверняка: патронов осталось очень мало. Казалось, надежды на спасение не было. Вдруг послышался шум моторов и в воздухе показались два И-16. Шли они низко, едва не задевая за верхушки деревьев.

- Наши!-радостно крикнул Стольников и, бросив мимолетный взгляд на Худякова, увидел в его глазах мелькнувшую искру надежды.

Стольников выпустил вверх ракету, но истребители и без того заметили экипаж, попавший в беду. Один из них стал вести огонь по вражеским лыжникам, другой ушел в сторону Ленинграда.

Спустя некоторое время пришла целая группа Р-5. Они встали в круг и открыли по залегшим в снегу шуцкоровцам прицельную стрельбу. Финны отступили в лес.

Стольников отбежал в сторону, лег на снег и широко расставил руки, чтобы показать направление захода на посадку. Вскоре три Р-5 пошли на снижение, а остальные продолжали прикрывать товарищей.

Когда Гуслев и Худяков были посажены в кабины приземлившихся самолетов, Стольников подбежал к своему подбитому бомбардировщику, схватил пропитанный бензином чехол и чиркнул спичку. Над машиной взвилось яркое пламя.

- Скорей! - крикнул летчик третьего Р-5. Он помог Стольникову забраться в кабину и дал газ. После короткого разбега самолет взмыл в небо.

Тяжело раненного воздушного стрелка доставили в ленинградский госпиталь. Через месяц он был поставлен на ноги. Поправился и штурман. А некоторое время спустя вышел Указ Президиума Верховного Совета СССР: командиру экипажа бомбардировщика Стольникову, штурману Худякову и стрелку-радисту Гуслеву присваивалось звание Героя Советского Союза.

Позже, когда паши войска продвинулись вперед, бойцы увидели наполовину сгоревший советский самолет, а неподалеку от него двадцать вражеских трупов.

Память сохранила и другой не менее героический эпизод начала 1940 года.

Над землей несколько суток висел сырой туман. Как ни рвались летчики в бой - летать было нельзя. Но вот небо прояснилось. Аэродром огласил шум моторов. Командир проводил четверку машин бомбить железнодорожный узел противника.

Первым поднялся в воздух экипаж капитана Топаллера. Накануне мы только что чествовали этого опытного летчика в связи с награждением его орденом Красного Знамени. Под стать ведущему были и ведомые - Бритов, Хлыщиборщ, Летучий, награжденные орденами Красной Звезды. В штурманских кабинах заняли места Близнюк, Коротеев, Бровцев и Присяжнюк, также отмеченные правительственными наградами. Ребята воевали отважно, получили за время боев хорошую закалку.

Туман еще не совсем рассеялся, и лететь пришлось почти над самым лесом. Малая высота позволяла противнику вести огонь из всех видов оружия. Тем не менее самолеты преодолели огневой заслон, отбомбились и повернули обратно.

Рядом с машиной Топаллера разорвался снаряд. Его осколки в нескольких местах продырявили плоскость, перебили трубку бензопровода. Кабина стала наполняться сизым паром. Дальше лететь опасно: возможен пожар и взрыв.

Топаллер пристально всматривался в туманный горизонт, стараясь найти хоть какую-нибудь площадку. Но кругом, насколько хватает глаз, стояли могучие сосны, раскидистые ели, высокие белые березы. Сажать самолет на лес катастрофа неминуема. Прыгать с парашютом не позволяет высота.

Летчик перекрыл верхний кран бензобака, переключился на нижний и подал команду экипажу:

- Приготовиться к вынужденной посадке.

Спасительную площадку, блеснувшую за лесом, первым заметил штурман. Это было замерзшее озеро. Топаллер чуть довернул самолет и с ходу посадил его на фюзеляж.

Еще во время планирования летчик обратил внимание на палатки, разбитые у опушки леса. Поэтому сразу после приземления он вытащил из кабины пулемет. Предупредительность оказалась не лишней. От палатки к самолету бежали, утопая в снегу, финские солдаты.

Друзья не оставили экипаж в беде. Бритов и Хлыщиборщ открыли по врагу огонь, вынудили его залечь, а Летучий тем временем посадил свой самолет метрах в ста от машины, потерпевшей аварию.

Топаллер и Близнюк подбежали к истребителю, ухватились за расчалки, чтобы не сорваться в воздухе, и Летучий дал газ. Мотор взвыл, но самолет не двигался с места. Выступившая из-под снега вода успела накрепко приморозить лыжи.

Топаллер и Близнюк начали раскачивать машину с крыла на крыло. Наконец она стронулась с места.

- Давай-давай, не останавливайся, - махнул рукой летчику Топаллер. - На ходу сядем.

Первым прыгнул на плоскость Близнюк. Топаллер же сорвался и упал в снег. Догоняя самолет, он обронил меховые перчатки и ухватился за расчалку голыми руками.

Дополнительный груз давал о себе знать, но Летучий, приложив все свое пилотажное искусство, поднял машину в воздух буквально над самыми верхушками деревьев.

У Топаллера окоченели голые руки. Чтобы не сорваться с крыла, он зажал расчалки локтевыми сгибами и в таком положении находился все сорок минут полета.

Летучий и Топаллер встретились через час после посадки в медицинском пункте. Обмороженные руки летчика распухли, но он, не обращая внимания на боль, обнял своего спасителя, расцеловал.

- Да ладно, ладно, - освобождаясь от объятий своего командира, сказал Летучий. - Окажись на вашем месте я, вы бы тоже меня не бросили.

Топаллер молча кивнул головой.

Я беседовал с этими ребятами. О себе они рассказывали коротко, нехотя, боясь, чтобы о них не подумали как о хвастунишках. Это, видимо, свойственно всем истинно храбрым людям.

И тогда я почему-то вспомнил одного весьма посредственного летчика, не отличавшегося боевой отвагой. Стоило с ним заговорить, как он начинал так подробно расписывать свои вылеты, такого нагнетать страху, что у неискушенного человека создавалось мнение: вот молодчина, вот умница! И врага-то он провел вокруг пальца, и уж такую смелость проявил, что хоть сейчас цепляй ему орден на грудь.

О таких в народе справедливо говорят: краснобай. На словах, как на гуслях, а на деле - как на балалайке. Настоящая же смелость всегда уживается со скромностью, и афишировать ее мужественный человек считает для себя недостойным.

Январская наступательная операция 8-й армии была возложена на 1-й стрелковый корпус и оперативную группу Денисова. Главный удар наносился в юго-западном направлении для содействия соединению командарма Ковалева, которое вело бои с целью деблокировать наши 18-ю и 168-ю стрелковые дивизии.