Карен Брутенц - Тридцать лет на Старой площади

По существу, Соединенные Штаты попытались распространить на «третий мир» «доктрину Монро», рассматривая его как свой заповедник. «Администрация Картера, — заявил на встрече во Флориде бывший первый заместитель министра иностранных дел СССР и нынешний российский посол в США Ю. Воронцов, — в конечном счете стремилась вытеснить Советский Союз из «третьего мира», отрицала за ним право на статус другой сверхдержавы. Главная причина срыва советско-американских отношений при Картере — это нежелание США смириться с ролью Советского Союза как большого игрока в мировых делах».

Советский Союз же, считая естественным свою поддержку компартий и других оппозиционных сил на Западе, вместе с тем клеймил, как подрывную и незаконную, американскую активность в социалистических странах. Наладив теснейшие связи с Кубой (что достаточно остро воспринималось в США), советское руководство в то же время болезненно реагировало на американскую деятельность в соседних с СССР странах — Иране, Афганистане и т. д. Справедливости ради должен, правда, констатировать, что антисоветские интриги США в «третьем мире» воспринимались в Москве как естественные.

Были ли события в Тропической Африке и на Роге фатальными для судеб разрядки? Использовали ли политики весь потенциал взаимных интересов, чтобы обеспечить «мягкую посадку» возникшего конфликта (я сознательно оставляю в стороне афганскую интервенцию [89] Хотя не сбросишь со счетов то, что одним из факторов, ее породивших, был вывод об уже состоявшемся умерщвлении разрлдки. , здесь, пожалуй, ответ не вызывает сомнений)?

Хотя бесплодное это занятие — задним числом судить, удалось ли бы спасти разрядку, одно, на мой взгляд, бесспорно: имевшиеся возможности политики не использовали из-за своей недальновидности, а главное — из-за того, что их образ мыслей был скован стереотипами, сложившимися в ходе холодной войны.

О «бетонной» линии советской стороны уже говорилось. Пару слов о позиции американской администрации. В оценке действий Советского Союза в «третьем мире», как и в целом его политики, администрация Картера была разделена. Об этом говорили во Флориде и Осло люди с «высшего этажа» государственного департамента.

По их словам, одни в администрации верили в существование советского плана по вытеснению США повсюду, другие сомневались. М. Шульман, специальный помощник госсекретаря в 1977–1981 годах, заявил, имея в виду Вэнса: «Был на американской стороне импульс развить правила игры, чтобы как-то упорядочить соревнование и культивировать определенную степень сотрудничества. Но на американской стороне были и люди, с этим не согласные». И каждая группа старалась оказать влияние на президента, который, судя по всему, был искренне привержен разрядке (разумеется, на американских условиях). «Бедняга президент Картер, он так хотел добра», иронически говорил об этом М. С. Горбачеву 22 октября 1987 г. рейгановский госсекретарь Дж. Шульц.

Фракция (назовем ее так) Бжезинского, помощника президента по национальной безопасности, видела в Советском Союзе смертельного врага. Збигнев Бжезинский, которого издание Нобелевского института мира называет «испытанным солдатом холодной войны» и «тщеславным», разжигал противостояние и, насколько позволяют судить его собственные мемуары, делал это сознательно. Сказалась не только привязанность к выношенным на профессорской кафедре антикоммунистическим концепциям, но и, если следовать формуле английского журнала «Экономист», антирусское биение польского сердца [90] В Осло имел место «музыкальный момент». Во время обсуждения афганской темы С. Тэрнер вдруг заявил: «Имя Бжезинского выскакивает здесь каждые пять минут, но никто до сих пор не упомянул, что он поляк. А это мне кажется важной частью уравнения. Никто из нас не в состоянии уйти от своей «подоплеки». Но в этом случае тот факт, что Бжезинский — поляк, мне кажется, ужасно важен». , а, может быть, также родственные связи (он женат на племяннице бывшего чехословацкого президента Бенеша). Впрочем, воинственные деятели, к счастью не столь влиятельные, были и на советской стороне.

Бжезинский и его заместитель генерал Б. Одом, работая в команде Картера, находились как бы в оппозиции к его политическому курсу. Перечисляя важнейшие внешнеполитические инициативы Картера, Одом так изображает их оценку «саудовцами, пакистанцами, йеменцами и т. д. и т. п.»: «Эти американцы сошли с ума. Эта политика совершенно бессмысленная, они, по существу, отдают этот регион Советскому Союзу». И заключает: «Эти шаги в своей совокупности наносили нам ущерб».

На конференции я спросил Одома: «Какие шаги Советского Союза могли бы умиротворить правые, можно сказать, «ястребиные» круги (читай: Бжезинского и К о. — К. Б.) в США?» Он отвечал: «Отказ от международной классовой борьбы и одобрение идеологических принципов, на которых мы могли бы строить сотрудничество».

Как бы естественно это ни звучало сегодня, это было равносильно требованию к СССР отказаться от самого себя, а на подобных условиях никакое сотрудничество возможно не было. И это полностью расходилось с линией Картера, по крайней мере в начале его президентства. Так что у меня были все основания сделать вывод: «Другими словами, что быни сделал Советский Союз и как, это не удовлетворило бы определенную часть американского истеблишмента. Но отсюда следует и практический вывод: такую же позицию она занимала и в отношении разрядки». Иными словами, разрядка оказалась в руках тех, кто в нее не верил и не принимал. И ее крах был победой Бжезинского и его единомышленников. Собственно, они отвергали и формулу «мирного сосуществования». Бжезинский считал, что Киссинджер совершал ошибку, используя этот термин: тем самым Соединенные Штаты, Запад признавали право на существование другой социально-экономической системы.

Разделение на американской стороне было видно и в Осло. Мы, «участники» советской политики второй половины 70-х и 80-х годов, стали свидетелями полемики между представителями двух течений в американском истеблишменте того времени, как бы воспроизводящей споры прошлого.

Одом говорил: «Я хочу сделать акцент на идеологическом факторе. Брутенц его отодвигает в сторону, как будто он не очень важен. И, как мне кажется, он проводит разделение между борьбой двух лагерей и тем, что реально важно: стратегическим выражением этого. Я принимаю это разделение. Но мне кажется, что идеологические предпосылки на обеих сторонах очень, чрезвычайно важны. И до тех пор, пока Советский Союз занимал идеологическую позицию, не было места для «встречи» двух держав. И в той мере, в какой мы занимали свою позицию относительно сути межгосударственных отношений, тоже не было места для встречи этих двух держав». Ему отвечал М. Шульман: «Вопрос не в том, были или не были глубокие идеологические разделения, они были. Вопрос, как я вижу его, состоит в том, что, несмотря на идеологические различия, тем не менее было возможно найти области пересекающихся интересов».