Карен Брутенц - Тридцать лет на Старой площади

Это, конечно, был искусственный или, во всяком случае, искусственно форсируемый, пусть даже с лучшими побуждениями, процесс. Лишь часть руководства и среднего звена партии пришла или же «прислонилась» к марксизму, да еще зачастую погруженному в националистический «раствор». По словам заместителя Генерального секретаря партии С.С. Мухаммеда, в 1986 году из 32 тыс. членов и кандидатов партии 2 тыс. были вовсе неграмотными. И «очень многие», заметил он, «не в состоянии избавиться от кланово-племенных пережитков». Впрочем, не думаю, что в этом смысле «коренная» прослойка партийных организаций ВКП(б) в Средней Азии в начале 20-х годов отличалась принципиально. Но там действовал российский скелет, российский мозг партии…

В основе отношения руководства НДРЙ к Советскому Союзу, бесспорно, лежали государственные интересы — расчет на помощь и военное сотрудничество, на политическую поддержку в противостоянии постоянному давлению западных держав. К тому же и в арабском мире Южный Йемен чувствовал себя чуть ли не в изоляции, поскольку многие видели в нем «страну-отщепенца», отошедшую от исламских принципов. Причем это касается не только откровенно враждебных Саудовской Аравии и Северного Йемена, прибегавших то и дело к вооруженным вторжениям, но и к Сирии, Ираку и особенно Ливии, которая неоднократно демонстративно прерывала экономическое сотрудничество.

Но ведь стоило только южнойеменцам изменить свою политику, как они получили бы большие выгоды. США и тут использовали политику кнута и пряника. Так, в 1977–1978 годах они попытались вытеснить Советский Союз, используя стремление главы НДРЙ С. Рубейя Али наладить отношения с Саудовской Аравией в расчете на ее финансовую помощь. В октябре 1977 года на сессии Генеральной Ассамблеи ООН с ним встретился Вэнс, а в июне 1978 года, когда Рубейя был смещен, на полпути в Аден с задачей наладить сотрудничество находился эмиссар госдепартамента. Ему пришлось вернуться.

Для меня несомненно, что в позиции южнойеменцев большую роль играли приязнь и доверие к Советскому Союзу, их политический, а в определенной мере и идеологический выбор, обусловившие готовность и желание выступать его союзником.

Советско-южнойеменские отношения развивались довольно безоблачно. НДРЙ поддерживала нашу позицию практически но всем международным вопросам. Мы вообще были ведущими, а южнойеменцы — ведомыми. Но вот парадокс: в этих обстоятельствах наиболее рельефно проступили не только позитивные стороны советской политики, но и ее ошибки, ее минусы. Кстати, именно из Адена в январе 1987 года я послал в Москву пространную телеграмму о крупных изъянах в политике Советского Союза в «третьем мире» и необходимости выработать долгосрочную ее концепцию. Горбачев дал соответствующее поручение МИД, Международному отделу и Госкомитету по экономическому сотрудничеству (ГКЭС). Но события в Союзе вскоре начали разворачиваться столь круто, что тема стала терять актуальность.

Хотя Москва предостерегала от забегания вперед, многие советские советники (партийные, экономические и т. д.), преподаватели (им, а также восточным немцам было отдано на откуп политическое обучение кадров) старались перенести на южнойеменскую почву наш опыт, привычные им методы управления, формы работы и общения. Они не имели ни возможности, ни времени как следует освоить специфику местных условий, даже если этого и хотели. Скажем, советником Генерального секретаря ЦК ИСП был направлен консультант Организационно-партийного отдела ЦК КПСС. Толковый человек, он, однако, был способен давать полезные советы скорее технического характера. Весь остальной арсенал средств и методов партработы, используемый его отделом, мог оказаться здесь большей частью просто вредным.

Особенно неудачно складывалось экономическое сотрудничество. Это имело; негативные политические последствия и потому, что шло своеобразное соревнование «через границу» с Северным Йеменом — Йеменской Арабской Республикой (ЙАР), где действовали западные компании. Верно, экономическое положение НДРЙ было не только тяжелым, по и трудно-поправимым. Республика занимала одно из последних мест среди арабских стран (опережая лишь Судан и Северный Йемен) и в мире в целом по производству ВНП на душу населения (120 долл. к концу 60-х гг.). Слишком большие средства тратились на содержание вооруженных сил: как говорил мне Генеральный секретарь ЦК Йеменской социалистической партии А. Бейд, 40 процентов госбюджета, не считая значительных сумм, выделяемых министерству внутренних дел и органам безопасности.

Несмотря па вложенные Советским Союзом многие десятки миллионов рублей, ситуация в южнойеменской экономике скорее ухудшалась. Как и в других странах «третьего мира», здесь фактически вне внимания оставалась проблема эффективности экономического содействия, его влияния па общеэкономическое положение страны. Отсутствовал концептуальный подход, нацеленный на постепенное обеспечение способности экономики развиваться на собственной основе.

Все замыкалось на отдельные проекты, которые не «встраивались» в экономику в целом. В результате сооружение и ввод в эксплуатацию ряда объектов (большой больнично-поликлинический комплекс, консервный завод в Мукалле, работавший на 20 процентов своей мощности, и т. д.) вели лишь к нарастанию бюджетных трудностей. К этому надо прибавить необязательность и неповоротливость наших организаций, непомерное число направленных сюда специалистов и их не всегда высокий профессиональный уровень.

К тому же южнойеменцы не всегда умели защищать свои интересы. Чины из ГКЭС не раз объясняли долгострой, навязывание южнойеменской стороне все новых протоколов, переносящих ранее согласованные сроки, ее неспособностью выполнить свои обязательства (главным образом по части местных капиталовложений). Между тем нереальность этих обязательств была во многих, если не в большинстве, случаях совершенно очевидной с самого начала и, видимо, «закладывалась» нашими ведомствами как удобное для себя оправдание. Это, конечно, не исключало того, что и сами южнойеменцы не демонстрировали ни рвения, ии умения в подходе к экономическим проблемам, стремились переложить ответственность на «советских товарищей».

Советские геологи открыли в провинции Шабва нефтегазовое месторождение с запасами, по оценке министра геологии СССР Е. Козловского, в 150 млн. тонн нефти и 1 млрд. кубометров газового конденсата. Это, как и найденные запасы золота, стало основной ставкой южнойеменцев на оздоровление экономики. В беседе с Е. Лигачевым А. Бейд назвал проблему нефти проблемой спасения режима.

Однако южнойеменцев ждало разочарование: им предстояло столкнуться с нашей системой в действии. Козловский, обходительный, интеллигентный человек с гладко льющейся речью, способный загипнотизировать своими руладами любое начальство, ездил в Южный Йемен едва ли не дюжину раз, уверенным, жизнерадостным голосом давал обещания, но график работ неизменно проваливался. Мало помогло делу и специальное решение о южнойеменской нефти. Предусмотренное соглашением начало промышленной добычи нефти в 1990 году так и не состоялось. А американские компании в то же самое время быстро осваивали северойеменские месторождения.