Карен Брутенц - Тридцать лет на Старой площади

Отрицательные и даже отталкивающие черты Михаила Андреевича были не только и не столько особенностями его характера, сколько оттиском пороков системы. Скажем, Суслов, хотя, по наблюдениям, «понимал» все или многое, был, как известно, догматически жёсток и даже жесток. Но не потому ли прежде всего, что «понимал» — и включался охранительный рефлекс, действовала охранительная реакция?

Именно от системы шел дух чванства и агрессивного авторитаризма, свойственный некоторым членам руководству и характерный для его стиля в целом. От системы передавались неуважение к людям, к подчиненным, а иногда откровенное хамство, которое позволяли себе иные наши «вожди». От системы вела происхождение чугунная ограниченность, которой была заклеймлена немалая часть нашего «начальства». Наконец, от системы брала начало атмосфера духовной духоты и двоемыслия, которая доминировала во многих кабинетах на Старой площади и оттуда разливалась по всей стране.

Если Суслов обладал квазимонополией в вопросах идеологии и культуры, то почти такой же привилегией в своих сферах стали пользоваться Андропов, Громыко, Устинов. В международных вопросах они образовали некое содружество-триумвират, отдельно собираясь, обычно в «ореховой комнате», для выработки единого мнения, вслед за чем кто-нибудь из них должен был «поработать» с Леонидом Ильичом.

Каждый из «тройки» был сильной фигурой. Громыко, по выражению одного из его заместителей, слыл человеком с «компьютером в голове». Могу подтвердить, что переговоры с совершенно разными людьми и но совершенно разным вопросам он вел свободно, без шпаргалок, обнаруживая хорошее знание материи.

Устинов, по общему мнению, обладал большим организаторским талантом, рекордной трудоспособностью (в командировках, на испытаниях поднимал «своих людей» в 5–6 утра и работал до позднего вечера, а в ЦК трудился с 9 утра до 10–11 вечера) и был зациклен на укреплении военной мощи СССР («Иначе будет другая война, мы снова пострадаем», — говаривал он).

В этом триумвирате, безусловно, выделялся Андропов, и не только способностями: его преимуществом была широкая информированность и во внутренних, и в международных делах. Мне кажется, что Юрий Владимирович в какой-то степени драматическая фигура.

Прекрасно осведомленный о положении в стране [195] Маркус Вольф передает, что в разговоре в узком кругу Андропов «был откровенен относительно упадка Советского Союза, начало которого… он обозначал вторжением в 1968 году в Чехословакию» ( Marcus Wolf. With Anne Me Elvoy. Man Without Face. Spumaster. — P. 219). , видящий, как все глубже проникают бациллы разложения, как некогда «бетонные» опоры превращаются постепенно в труху, он, бессильный что-то предпринять, в течение семи-восьми лет вынужден был оставаться пассивным наблюдателем [196] Разумеется, в смысле конструктивных мер. Тупиково-охранительную «работу» он выполнял: с именем Андропова связаны гонения на диссидентов, помещение их в психиатрические больницы. Именно по его инициативе, как пишет Маркус Вольф, Сахаров был сослан в Горький, а Солженицын лишен советского гражданства ( Marcus Wolf. Man Without Face. — p. 218). . А когда, наконец, положение изменилось, Юрий Владимирович был уже слишком источен болезнью.

У Андропова, несомненно, существовали и реформаторские намерения. По его инициативе (и при активном участии Горбачева и Рыжкова) были созданы группы из партийных, хозяйственных работников и ученых для оценки сложившегося экономического, социального и политического положения и разработки путей дальнейшего развития страны. Он не раз повторял в узком кругу, что «нам нужно работать и работать, чтобы иметь хотя бы просто социализм». Вопреки, а может, именно благодаря своему венгерскому опыту, он, по свидетельству академика А. Чубарьяна, подчеркивал: «Я абсолютно убежден, что необходимы глубокие изменения в отношениях с социалистическими странами. Мы не можем и дальше держать над ними хлыст». Андропов — и это подтверждается документами и свидетельствами очевидцев — был горячим сторонником разрядки и считал, что необходимо сделать все, чтобы положить конец гонке вооружений.

Бывший посол СССР в Берлине В. Кочемасов рассказывал, что, когда его назначали на этот пост на смену предшественнику, который любил «повелевать», — Андропов ему сказал: «Нам нужен новый посол в ГДР, а не колониальный губернатор».

Возможно, завесу приоткрывают и свидетельства Маркуса Вольфа, основанные на беседах с Юрием Владимировичем. В книге «Человек без лица» он пишет, что Андропов «размышлял относительно возможности социал-демократического «третьего пути», прокладываемого отдельными кругами в ГДР… Он выражал надежду на приспособление каким-то образом общественной собственности к свободному рынку, так же как на политическую либерализацию» [197] Marcus Wolf. With Anne McElvoy. Man Without Face. — P. 217 .

В недавнем интервью «Комсомольской правде» Вольф вновь утверждает: «Понимание необходимости того, что в системе надо что- то менять — и менять серьезно — у него (Андронова. — К. Б. ) было. Андропов делал ставку не только на Горбачева, по в том числе и на него. Называл Юрия Владимировича «так сказать, духовным отцом» Михаила Сергеевича, Вольф заявляет, что «идеи экономических реформ, политических преобразований — все у Андропова уже было. Это я знаю» [198] Комсомольская правда. — 1998. — 29 янв. . Но тот же Вольф констатирует (в целом солидаризуясь с подходом Андропова, как имевшим «большие шансы» на успех), что «андроповские реформы были бы введены сверху вниз со всеми ограничениями, которые они повлекли бы за собой…», а «его интерес к приемлемым реформам политического плюрализма» ограничивался «венгерским экспериментом» [199] Marcus Wolf. Маn Without Face. — P. 218, 225. .

Горбачев, который, по его словам, был «хорошо знаком с Юрием Владимировичем», считает: «…он, как и Хрущев, не пошел бы далеко… Но тем не менее он многое стимулировал в нашем дальнейшем развитии» [200] Независимая газета. — 1992. — 11 нояб. . Первые его шаги, однако, были выдержаны большей частью в административном стиле [201] Правда, по данным ЦРУ, в результате кампании по укреплению дисциплины производительность труда в промышленности в 1983 г. возросла на 3,2 процента (CIA Directorate of Inlerligence, Gorbachev’s Economic Agenda: Promises, Potentials and Pitfalls, An Intelligence Asessment. — 1985. — Sept. — P. 10). . Впрочем, и следующее руководство начинало с антиалкогольной кампании. Да, наверное, он не стал бы Горбачевым. Но не мог ли он превратиться в российского Дэн Сяопина? Этот вопрос, думается, остается открытым.

Несмотря на сильные качества всех членов «тройки», их непомерно возросшее влияние, их полный контроль в своих епархиях, само это «содружество», внутри которого, надо думать, отношения должны были строиться на взаимных компромиссах и без адекватно критического отношения друг к другу, не отвечали государственным интересам и не всегда благоприятно сказывались на принимаемых решениях.