Людмила Анисарова - Новиков-Прибой

В годы Великой Отечественной войны А. С. Новиков-Прибой много писал для газеты «Красный флот» и журнала «Краснофлотец». Несколько раз печатался в «Правде». Писал для Совинформбюро, которое рассылало его статьи и очерки в зарубежные газеты дружественных стран. Несколько раз выступал по радио. Особенно сильно, по воспоминаниям П. И. Мусьякова, возглавляющего в то время редакцию газеты «Красный флот», звучал очерк «Русский матрос».

Герои очерков Новикова-Прибоя — это и снайперы, и лётчики, и партизаны. Но более всего его привлекали подвиги моряков. Он много пишет о славных традициях русского флота.

Главное, что постоянно подчёркивал писатель, — нравственная сила русского народа. Эта сила, по его словам, «является незыблемой основой нашей Красной Армии и Красного Флота. Именно поэтому с каждым днём растут и крепнут мощные удары по врагу. Это доказывают своим поведением на войне наши герои. Многие из них погибли, но сила, питавшая их, жива. Она развита в миллионах сердец и кипит в них мщением к жестокому врагу, вызывая горячую веру в победу над ним. Никогда не удавалось сломить нравственную силу русского народа, притупить её или обезличить. Победит эта нравственная сила и теперь».

Начало 1944 года ознаменовалось впервые прозвучавшим по радио новым Государственным гимном СССР, заменившим «Интернационал». Это отражало чаяния советского народа, сплотившегося в борьбе за любимую родину. Это было символом братства, мужества, грядущей победы. Во всяком случае, именно так воспринял появление нового гимна писатель Новиков-Прибой, говоривший об этом в своих выступлениях перед читателями. А выступлений этих по-прежнему было немало, хотя чувствовал себя Алексей Силыч всё хуже и хуже.

Мария Людвиговна пыталась уложить его в больницу, а ему было некогда: наметил поездку на Урал. Вот вернусь, сказал, тогда посмотрим.

В начале января заехал навестить Алексея Силыча сын боцмана Воеводина — Константин. Позднее Константин Максимович вспоминал, каким увидел писателя — сильно осунувшимся, с ввалившимися невесёлыми глазами. Уже понимая серьёзность своей болезни, чувствуя неотвратимость смерти (теперь он всё чаще философски рассуждал об этом), Алексей Силыч всё равно строил планы, надеясь успеть завершить и «Капитана 1-го ранга», и «Двух друзей». Собирался встречаться с читателями. А главное, надеялся дожить до Победы, верил, что до неё — рукой подать.

11 января 1944 года газета «Уральский рабочий» писала: «Вчера в Свердловск приехал Новиков-Прибой. Писатель выступит с чтением своих произведений в рабочих клубах города, побывает в районах области».

В феврале Алексей Силыч вернулся в Москву.

В Свердловске ему подарили набор эмалированных кастрюль, а в Перми — щенка какой-то особой северной породы.

Алексей Силыч не уставал восторгаться живым подарком, заявляя, что этот пёс не просто смышлёный, а совершенно гениальный.

— Всё понимает! Всё! — восклицал довольный Силыч. И с упоением рассказывал, как они пойдут с новым другом Задором на охоту.

Приближался март — тот месяц, который, как вспоминают его друзья, «будоражил его морскую, охотничью кровь».

Трепля Задора за лохматый загривок, Алексей Силыч мечтательно говорил:

— Скоро, скоро мы пойдём с тобой в мартовские поля, походим по мартовским токам, поохотимся за глухарями.

Задор радостно повизгивал, как будто действительно всё понимал, преданно лизал руки хозяина.

А он, потирая руки, жаловался:

— Что-то начали сохнуть…

Но окружающие видели: не только руки — весь он высох; глаза потеряли прежний блеск, на потемневшем лице углубились морщины.

Сергеев-Ценский вспоминал, как накануне того дня, как лечь в кремлёвскую больницу, Новиков-Прибой зашёл к нему в гости (Сергей Николаевич был в это время в Москве). Алексей Силыч что-то живо рассказывал, балагурил, не заговаривая о болезни. А пришёл домой и упал на лестнице без чувств. На следующий день его отвезли в клинику, откуда он уже не вышел.

Борис Неверов так вспоминает о своей последней встрече с Алексеем Силычем:

«В последний раз я видел Алексея Силыча в марте 1944 года перед его уходом в больницу, из которой он уже не вернулся… Он был грустен в тот день: не было на его лице обычной для него ласковой и доброй улыбки, глаза его не искрились и не смеялись… А когда я от него уходил, он сказал мне, как оказалось, свои последние для меня слова:

— Вот, дружище… Может быть, больше и не увидимся, а если не увидимся, то помни, что жить надо так, чтобы каждодневным трудом приносить пользу и своей стране, и окружающим тебя людям».

Последней работой А. С. Новикова-Прибоя была статья, посвящённая столетию со дня рождения К. М. Станюковича: 1 апреля он продиктовал её Марии Людвиговне в больнице.

13 апреля Алексея Силыча навестили Перегудов и невестка Нина.

Каждый из них немного по-разному помнит эту встречу.

Александр Перегудов пишет:

«О последней нашей встрече говорит мне небольшая книжечка первой части романа „Капитан 1-го ранга“. Я получил её в Кремлёвской больнице, где лежал тяжело больной Новиков-Прибой. С трудом он достал из-под подушки книжку, несколько дней назад вышедшую из печати, и сказал:

— Давай я напишу тебе на память.

Я подал ему ручку, подставил спину, и, положив на мою спину книжку, лёжа, Алексей Силыч написал:

„Другу Саше Перегудову сердечно.

А. Новиков-Прибой.

Кремлёвская больница. Температура. Рука дрожит. 13.IV-44 г.“».

Из воспоминаний Н. А. Новиковой:

«…я видела его незадолго перед смертью, когда мы с писателем Перегудовым ходили к нему в больницу. Он просил нас прийти к определённому часу. Это был час обеда. Принесли обед. Помню, что это был куриный суп и на второе тоже что-то мясное. Алексей Силыч сидел в кресле в пижаме, бледный и исхудавший. Болезнь брала своё. Он велел нам сесть за стол и кушать.

— Я теперь есть ничего не могу, вот хочу вас угостить, посмотреть хочу, как здоровые люди едят.

Себе он налил минеральной воды и сказал:

— Я вот попью, а вы поешьте.

Это было ужасно. Я сидела с ложкой в руках, но есть не могла.

— Ну что же ты не ешь? Разве курицы не хочешь или, может, невкусно?

Комок подкатил к горлу, я заплакала.

— Ну что ты так на меня смотришь? Что, плохой я стал? Что-то после операции никак не оправлюсь. — Он расстегнул пижаму, поднял рубаху. — Вот, смотри, шов зарос как на собаке, а я всё худею и сильно ослаб.

Немного посидев, Алексей Силыч взял со стола книгу и, показывая её нам, гордо сказал: „Вот и дождался я своего Капитана 1-го ранга, напечатали!“

Подавая её Перегудову, сказал: „Вот, Саша, подарить тебе хочу, как лучшему другу своему, я уж и подписал“. Я взяла книгу, на первой странице была сделана дарственная надпись. Буквы были кривые и неровные, вся надпись была корявой.