Владимир Ионов - Житие тщеславного индивида

– И после этого скатавший на базу за сапогами для жены?

– Катают сколько угодно.

– И Немцов? – спрашиваю с улыбкой, чтобы скрыть бестактность.

– Пока Бог миловал, – отвечает, простодушно, ударяя на слове «пока». – Говорят, такова жизнь. И, появись колбаса на прилавках, кого потянет за ней в подвальчик спецраспределителя? Но ведь тянет! В этом-то и беда, и сложность. Тем более, что противопоставить такой тяге в наших условиях можно только две вещи: внутренний нравственный тормоз и гласность. Но и они у нас в дефиците. Одно не воспитали, другое можем прихлопнуть в любой удобный момент, как «путчисты» прихлопывали «Независимую газету» и «Московские новости», а победившая демократия – «Правду» и «Советскую Россию». Такая пока демократия.

– Ну и что тогда держит в политике?

– Что-то, значит, держит. Теперь я вижу, как много потерял, ввязавшись в эти игры. Потеряна возможность заниматься наукой. Формулы иногда даже снятся. Но это уже не серьёзно. Говорим о застое, а на самом деле наука улетает вперед так стремительно, что перерывов в занятиях ею не должно быть. Вернуться, конечно, можно, но уже на другой основе, скажем не исследователем, а организатором процесса, что тоже важно… Что приобрел? Нервотрёпку, головную боль, бессонные ночи. Зарплату, позволяющую вместо «кормушки» сходить на базар, ну вот, по указу президента, машину с радиотелефоном – удобная штука! Но для меня это – преходящее. Я серьёзно. Удовлетворение в другом. Смотрите, открыли город. Проблема казалась совершенно неразрешимой. Но, оказывается, если хорошо взяться, можно и стену головой пробить, и там не обязательно, как в анекдоте, будет другая камера. Удалось разработать, а главное – принять законодательство о земле, об освобождении крестьянства. Это фантастическая победа! Вспомните, как она добывалась, какое свирепое сопротивление немалой части депутатов пришлось преодолеть. И ясно почему: вопрос о земле – вопрос о власти. А когда законодательство компромиссное, требующее сейчас доработки, но уже на что-то похожее, было принято, стало осуществляться, меня поразило число писем, которые пошли к нам в Верховный Совет от людей, получивших землю, почувствовавших себя хозяевами. Вот этим политика и засасывает – возможностью провести в жизнь крупную идею. В отличие от комитета по законодательству, здесь, в Нижегородской области, эти возможности вроде бы сужаются до конкретных местных проблем. Но вырастает степень ответственности уже перед конкретными людьми. Сейчас самая большая забота не промахнуться с рекомендацией кандидата на пост главы областной администрации. Есть кандидатуры сессии облсовета, но надо знать наш облсовет… Критерии ясны: компетентность в вопросах управления, порядочность, лояльность к различным точкам зрения и политическим убеждениям. Вопрос: кто и насколько им отвечает?

В беседе за рассуждениями о методах подбора людей на должности – проблема для нас колоссальная! – мы не дошли до противоречия, в которое попал Немцов. А чуть позже, на встрече с работниками культуры Нижнего Новгорода, Борис сам заговорил о нём. Как представитель президента он призван проводить в жизнь его указы. Но как быть, если ты не согласен с их сутью? Выбор, прямо скажем, не менее жестокий, чем стоял недавно перед офицерами: выполнять приказ или действовать в согласии с совестью?

Безусловно, говорил он, в том, что глава администрации назначается президентом и подотчётен только ему, есть рациональное зерно. Так проще осуществляется единоначалие, без которого, как все теперь убедились, реформы так и не доберутся до жизни. Но попадись на должность человек без внутренних сдержек совести, он будет стремиться, главным образом, потрафить «большому шефу», до нужд ли ему региона, конкретных людей?

Выход? Немцов видит его в том, чтобы глава администрации избирался всенародным тайным голосованием. В этом случае избиратели вольны и оказать доверие, и отказать в нём. Что касается проведения воли президента на места, на то и «око государево». Однако для этого нужен закон, и Борис готов работать над ним. А пока…

– Пока надо привыкать быть законопослушными. Всем. Без этого мы так и не выскребёмся в цивилизованный мир.

В бедламе бесчисленных хлопот, свалившихся на Немцова в первые дни исполнения им новой должности, для приватной беседы с корреспондентом «Культуры» он едва смог выкроить полтора часа. Но разговора по принадлежности газеты так у нас и не получилось. Начиная, мы тут же сползали в пучину жизни, полную больших и малых, мелочных и неразрешимых забот о хлебе насущном. Меня это мучило, думал, не умею держать собеседника в русле заданной темы, а кому из читателей интересны сомнения молодого политика насчет власти и земли, выборов администраторов. Но вот состоялась встреча Бориса с работниками культуры и творческой интеллигенцией города, и вопросы-то оказались те же! Не о тонкостях репертуарной политики театров, и не о светотенях в живописи. А опять же о ценах на хлеб и картошку, о квадратных метрах площади в библиотеках, о сотках под огороды, будь они неладны!

Такова жизнь? Наверно. И все-таки мы привыкли уповать не столько на себя – этому надо опять учиться – сколько на окружающих, на возглавляющих общество, дело. Попробуем ещё раз жить с надеждой на таких как Немцов – молодых, красивых, говорящих правду.»

Всю неделю до выхода в свет газеты Борис приставал ко мне с просьбами и даже требованиями дать ему прочитать, что у меня получилось. А я помнил слова Алексея Суркова, у которого брал интервью ещё в 1966 году для книги «Биография края моего». Тогда я по молодости и по незнанию не согласовал окончательный текст с поэтом, и он выговорил мне за это. А на мои слова: «но вы же это говорили, вот у меня дословная расшифровка беседы», Алексей Александрович сказал: «Запомни, дружок, если хочешь оставаться в профессии, что слова, сказанные и напечатанные – совершенно разные вещи. И не всё сказанное должно быть написано». И мне было очень жаль, что и Немцов убоится некоторых своих слов, главных для меня в материале, и я всячески увиливал от его настойчивости, сказав в конце-концов:

– Слушайте, я же профессионал в своём деле и давайте договоримся так: если в материале окажется что-то, за что вам будет стыдно или неловко, вы больше никогда не согласитесь на любую мою просьбу. А если всё окажется как надо, вы больше никогда не будете приставать ко мне с просьбами прочитать материал до публикации.

Борис остался недоволен моей неуступчивостью, что-то пробурчал насчет закона о печати. Зато при встрече через несколько дней после выхода газеты, снисходительно поблагодарил: