Анна Ярошевская - Людмила Гурченко

Вскоре Люся осознала, что артист эстрады имеет совершенно особый образ жизни! Да, он независим, но в то же время несет громаднейшую личную ответственность. Людям эстрады свойственна, как никому другому, колкая экстравагантность, с присущим не прощением всяких «шпилек», они не говорят со сцены заученными и подготовленными фразами, они «стреляют» своими словами.

Свою первую поездку после ухода из «Современника» Гурченко запомнила навсегда. Это было летом. В Москве тогда была жуткая жара, я Люся уже находилась на далеком севере. После трех пересадок группа артистов, с которыми летела Людмила Марковна, добралась, наконец, до аэродрома.

— Это и есть аэродром? — удивилась Люся.

Перед ней стояла деревянная избушка, но уж точно не аэродром! А эти люди в тулупах и валенках? Визит гостей был для них явно неожиданным и нежданным.

— Товарищи, здравствуйте! Мы артисты!

— Добрый день! Очень приятно!

— Скажите, а где представители филармонии? Они должны были нас встретить!

— Какой филармонии?

— Областно-краевой!

Недоумевающий дежурный переглянулся с другими служащими. По его реакции было понятно, что никаких представителей филармонии или администрации здесь не было. Причем, никогда. Уставшие после дороги артисты совсем поникли духом.

— А где у вас гостиница? — спросил у дежурного акробат из группы артистов.

— Гостиниц нет. Есть только Дом Рыбака. Может у вас именно так концерт?

— Подождите! — не унимался акробат, — то есть вы хотите сказать, что люди приехали к вам из Москвы с концертной программой, а их даже никто не встретил! Скажите, вам хотя кто-нибудь звонил?

— Товарищ, я только рад вашему приезду, но мне никто ничего подобного не сообщал!

— Нет, ну вы мне скажите, вам звонили?

— Послушайте, я дежурный! И у меня есть своя работа и свои дела!

— Вам звони-ли?

Гурченко всегда вспоминала этот диалог, когда совсем было тяжко. Все! Темнота! И выхода никакого! И ничего не предвидится. Но жизнь быстренько вступала в свои права, и всегда появлялся спасительный лучик надежды. Как это бывает! Всего одно самое обычное слово, сказанное с юмором или со специфической смешной интонацией способно кардинально поменять ситуацию! И все! Нет темноты! И, слава Богу, что всегда в компании был такой человек, который мог вот так эксцентрично сказать это слово! Вдруг этот человек громко и весело рассмеялся. Он перекривил слова акробата и пропел:

— Товарищ, а все-таки, вам звони-ли?

— А-а, ну теперь все понятно! Все! Теперь я верю, что вы артисты! — расхохотался дежурный. — Как здорово у тебя получается копировать! Точный артист! Ну, артисты! Я ему говорю, что никто мне звонил, а он опять свое!

Этот человек на самом деле был артистом, хоть и не известным широкой публике. Москву для выступлений он выбирал редко, чаще бывал на окраинах. Но каким необыкновенным, каким деликатным и замечательным он был человеком! Будучи чуткой и тонкой натурой, он всегда понимал и чувствовал собеседника. А сколько раз он буквально «за уши» вытаскивал Люсю из очередного приступа депрессии, из очередной тьмы! Как только Гурченко звонила ему и потерянным голосом говорила «Здрасьте», он тут же начинал:

— А-а! Люся! Ты все о жизни задумываешься? Нельзя так! Это неправильно! Не надо о ней так серьезно! Это что же? Если все так близко к сердцу воспринимать, это же ужас! — подбадривал ее друг. — Завтра меня опять ждут длительные гастроли и чудное побережье Баренцева моря.

Еще он никогда не забывал вставить какую-нибудь красивую фразу. Она быстро отвлекала и, признаться, заставляла Люсю улыбнуться. А потом он начинал заразительно смеяться. Да и вообще, с ним всегда было весело — то он в очередной раз кого-то разыгрывал, то рассказывал смешной анекдот, то импровизировал.

Группа направилась в Дом Рыбака. Там было ужасно холодно. Все тут же наполнили водой свои чашки и включили кипятильники. Спустя пару минут перегорели все пробки. И снова раздался заливистый смех самого веселого человека:

— Товарищи! Добрый вечер! Наконец, все тайны развеялись! Приехали настоящие артисты!

В домике раздался дружный хохот. В тот же вечер все собрались небольшой и прокуренной комнате и пели веселые песни. Люсе действительно было хорошо. Грусть куда-то улетучилась. И вот все начали потихоньку расходиться — время было позднее. Те, кто остался, пошли под предводительством весельчака наверх, где уже спал акробат. Тук-тук! В его дверь постучали.

— Кто? — ответил густой басовитый голос.

— Товарищ! Ну, вы скажите, вам точно не звони-ли?

Шутки были, конечно, хороши. Но тревог на сердце у Люси меньше не становилось. Она волновалась за свою доченьку, за свою Машеньку. Душа болела постоянно. Девочка ведь нередко ночевала у случайных людей. И каждый раз Людмила Марковна звонила Маше, боясь, что подруга могла оставить ребенка, как это произошло однажды. В двенадцатом часу ночи Люся набрала телефонный номер своей подруги, чтобы убедиться, что все в порядке:

— Мама, это Маша! — обрадовалась голосу мамы дочь.

— Машенька, так поздно, а ты не спишь! Тебе же завтра рано в школу!

— Я жду тетю Зою. Я все выключила — и газ, и свет, и телевизор. А на завтра я уже завела будильник!

— И как ты там одна? Ты что, в темноте сидишь?

— Да! Но я не боюсь! Я открыла дверь на балкон — у кого-то играет музыка. Вот я ее и слушаю. Мам, у нас все хорошо, не волнуйся! Деньги есть!

После этого звонка она так и не смогла уснуть. Да о каком сне может идти речь? Люся снова принялась за самобичевание. «Вот ты тут на концертах, а ребенок один в двенадцать часов ночи, да еще и не у себя дома! А Машеньке всего восемь лет», — мысленно она ругала себя.

Потом Людмила Марковна, конечно, возвращалась в Москву. Начинала заниматься ребенком, крутилась вокруг нее, делала с ней уроки, ходила в кино, в зоопарк. Но снова наставал момент, снова нужно было отправляться на гастроли, снова нужно было с кем-то оставлять дочь…

Маша не была избалованным ребенком. Уже в шесть лет она сама ходила в магазин, покупая продукты без очереди. Сначала ее пропускали, как маленькую. Но потом уже Машенька включала доставшуюся по наследству великую фантазию и придумывала что-нибудь этакое. Растроганная толпа еще долго смотрела вслед ребенку… Многие удивлялись, как это дочь киноактрисы, а ведет себя словно ребенок из многодетной семьи! Да! Маша с детства понимала, что такое «копейка» и знала ей цену. В раннем детстве она познакомилась с вовсе не детскими заботами — надо и маму поддержать, помочь ей выстоять и не споткнуться и самой не расслабиться, не потеряв надежды и веры в людей. Она тихонечко была рядышком и помогала, как могла. Грустные и взрослые глаза ребенка чувствовали и понимали все, они уже знали, что такое непреодолимый тупик и дебри, знали, каково это, когда нет выхода.