Аркадий Сахнин - Не поле перейти

Фрау Шредер догадывалась - не все он отдает в партийную кассу, а возможно, и вовсе ничего туда не дает, но она как-то упустила тот момент, когда можно было решительно воспротивиться Брегбергу, те первые дни, когда он только начал забирать все доходы, а теперь уже было поздно. И, покорно отдавая деньги, она все надеялась на что-то лучшее, на какие-то перемены в ее жизни, хотя не видела, откуда они могут прийти.

В первый день пребывания в отеле мне казалось, что все там очень хорошо. Правда, промелькнули некоторые странные детали, но я отмахивался от них, понимая, что они мелки и случайны. А потом все представилось в ином свете.

В тот день, когда я впервые поднимался в свой номер по круговой лестнице, образующей как бы воздушный колодец, где-то в проеме наверху увидел неподвижно стоявшего человека в жилете без пиджака и с висевшей на губе сигарой. Он стоял, засунув руки в карманы, и, не глядя в мою сторону, все-таки наблюдал за мной. Он не шевелился, глаза его не двигались, но не выпускали меня. Он следил за мной, точно человек с фотографии на стене: застывшие глаза его устремлены на вас, с какой бы стороны вы ни смотрели на портрет.

Так впервые я увидел Брегберга.

И еще один человек в тот первый же день не мог не обратить на себя внимания. Я обедал, когда в зале возникла фигура высокой худой женщины с торчащими лопатками и рыжими волосами. У нее было злое лицо. Видимо, из-за губ. Вернее, губ у нее не было.

Просто длинная тонкая полоска поперек лица.

Это и была экономка Сильвия. Она вошла, и голова ее рывками повернулась из стороны в сторону, как у куклы из мультипликационного фильма. Но за эту секунду Эрика и вторая официантка, Герта, успели, как по команде, поправить фартучки и шире улыбнуться посетителям. Словно дернули их незримые ниточки, идущие от головы куклы. Они улыбались, а в глазах промелькнул испуг.

Ну хорошо, подумал я тогда, этот испуг и действия девушек можно объяснить. Видимо, очень строга экокомка, и они ее боятся. Но ведь скрытый испуг я видел и в глазах фрау Хильды Марии Шредер. А она - владелица отеля, самый главный здесь человек, ни от кого не зависимый. Почему-то казалось, это имеет отношение к человеку с сигарой на губе и злой кукле. Их странное поведение, и сами они, и улыбки сквозь страх, и еще что-то тревожное, неуловимое каким-то немыслимым образом переплеталось в сознании.

Но вот исчезла кукла, приветственно загудели друг другу два белых теплохода на Рейне, которые мне были видны из окна, подбежала сияющая Эрика: "Не надо ли еще чего-нибудь?" - и я разозлился на себя за свои мысли. Вздор! Очень хорошо здесь.

А потом... Потом я слушал Генриха Борба. Слушал и наблюдал.

* * *

Рабочий день в отеле фрау Шредер - семь часов.

И три перерыва. По часу на завтрак и ужин и четыре часа на обед. Начинается рабочий день в семь утра, заканчивается в восемь вечера. Это официально.

В течение месяца, что я находился в отеле, мне порою приходилось оставаться на весь день в номере. Ни разу я не видел, чтобы этот порядок соблюдался. По словам Борба, перерывы делаются на те короткие минуты, в которые физически можно успеть наскоро поесть. И не тогда, когда хочется есть, а когда нет посетителей. В зависимости от обстановки перерыв на обед бывает и в двенадцать дня, и в три часа, и в шесть вечера. Порою допоздна даже на ходу нет возможности перекусить.

Фактически никогда рабочий день не кончается в восемь. Официантки раньше часу ночи не уходят, а Борб на своем посту - круглые сутки.

- Ничего не поделаешь, - говорил он мне - Наш отель находится на магистрали, связывающей многие города. Сотни километров она идет вдоль Рейна. И по всему побережью - вот такие же маленькие отели.

Надо выдержать конкуренцию.

Поэтому я встречаю машины только бегом и широко улыбаясь: богатые туристы любят, чтобы их вот так встречали. Я тащу тяжелые чемоданы по крутым лестницам, но никто не даст и пфеннига: немцы знают порядок - за обслуживание фрау Шредер впишет в счет десять процентов. В других отелях у служащих не отбирают чаевых, но у нас такое условие с Брегбергом обслуживание - моя обязанность. За это я получаю жалованье. Если иностранец, не знающий наших порядков, даст мне марку, я, конечно, отдаю ее фрау Шредер. Но все равно Брегберг думает, будто я ворую деньги, то есть оставляю их себе. Но, я вас уверяю, раз такая договоренность, я ее выдерживаю, и напрасно он подозревает меня.

Меня удивляли рассуждения Борба. Чудовищные условия труда он объяснял то конкуренцией между отелями, то ночными приездами людей, то прямо принимал вину на себя.

Тогда я еще не знал, как он попал сюда, и не знал, что другого выхода у него не было.

Не меньше Борба работали и официантки. Если нет посетителей, они начищают медные ручки дверей, настольные лампы, протирают окна и стены, чтобы меньше осталось работы на ночь. Если в течение дня им удается все сделать, после закрытия ресторана они только пылесосят ковровые дорожки и один раз проходят по паркету электрощеткой. Об их работе тоже рассказывал Борб.

- У нас очень много посуды, - объяснял он мне. - И подают все время чистую, а грязную складывают в специальные коробы. За нее берутся официантки, когда им некого обслуживать. Моют и посматривают на лестницу, не идет ли кто. И бросаются вслед, едва успев скинуть халат. Бегут на второй этаж в ресторач, уже на лестнице готовя радость и улыбку. Это мушгровка Брегберга и Сильвии.

О своей работе Борб рассказывал беззлобно, обреченно. А девочек ему было жаль, и говорил он яростно.

- От кухни до зала всего двадцать три ступеньки, но вы знаете, какие они крутые. А теперь посчитайте.

За день они поднимаются раз сто. Значит, две тысячи триста ступенек, и, учтите, - с тяжелыми подносами.

Они ведь совсем дети. А когда туристский сезон начинается, когда в парке разворачиваются автобусы на семьдесят пять мест? Стоит им только показаться в воротах, а во всем отеле будто включили маховики.

Мечутся вверх-вниз девчонки, заранее все подготавливая. Только бегом. По лестнице - бегом, по коридору - бегом. На подходах к залу надо успеть перестроиться. Надо войти быстро, но плавно и с сияющей улыбкой. А обратно, едва закроется дверь, снова бежать. Они бегут вверх, заранее улыбаясь, а вниз - расслабляя мышцы лица. Если, конечно, навстречу не идет посетитель. Но мышцы рук, ног, всего тела расслабить не могут. И так целый день и каждый день.

До глубокой ночи, до кровавых шариков в глазах.

Наш разговор происходил в один из выходных дней Борба у ворот отеля, где мы жа,али машину. На этот раз я ехал к нему в Дюссельдорф. Точнее, к его брату Вольфгангу. Борб давно хотел познакомить нас, ибо не мог ответить на многие мои вопросы. И каждый раз говорил: "О, это вам отлично объяснит Вольф. Он знает больше энциклопедии".