Алексей Волынец - Жданов

Ситуация в итальянской компартии была уникальной. При фашистах, в нелегальном положении, в ней насчитывалось всего пять-шесть тысяч глубоко законспирированных членов. К концу Второй мировой войны в партии состояло уже свыше 1,5 миллиона человек, а накануне осени 1947 года — 2 миллиона 700 тысяч. Крупнее в Европе была только ВКП(б), а равной по численности — компартия Китая, чьё население в десять раз превышало число всех итальянцев в мире.

ИКП участвует в формировании первых послевоенных правительств Италии, но в мае 1947 года итальянский премьер-министр, христианский демократ Альчиде Де Гаспери, опираясь на поддержку США и предоставленные американцами огромные кредиты, формирует новое правительство уже без участия итальянских коммунистов. Для СССР и международного коммунистического движения это был удар не меньший, чем потеря французскими коммунистами постов в правительстве Франции.

ИКП не смогла решительно отреагировать на новую ситуацию. «Мы добиваемся свержения правительства Де Гаспери, — заявил Луиджи Лонго 24 сентября 1947 года в Шклярска-Порембе. — Мы предлагаем следующее решение вопроса. Необходимо создать правительство с участием всех левых партий» {619} 619 Совещания Коминформа: 1947, 1948, 1949: Документы и материалы. С. 139-140. .

Тут Жданов не выдержал такой беззубости огромной партии, где среди почти трёх миллионов членов было свыше двухсот тысяч партизан с опытом подполья и вооружённой борьбы. «И христианских демократов? — вклинился он в выступление Лонго. — Они же вас выгнали из правительства. Они же враги. Они совершили государственный переворот… Вы хотите быть парламентариями больше, чем сами парламентарии. Они первые нарушили парламентские правила, устраняя из правительства вас, сильнейшую партию. Нам не понятны эти комбинации. Разрешите задать вопрос. Если реакция наступает, то ЦК партии отступает. Реакция, выгнав коммунистов из правительства, добилась успеха. Это не есть шаг назад. Это — государственный переворот. Что думает делать партия? Перейдёт ли партия от обороны к наступлению? Есть ли у партии план наступления, до какого места партия думает обороняться и с какого места партия перейдёт в наступление? Или, может быть, под флагом избегания "авантюр" вы дадите запретить кампанию? Как долго партия намерена отступать? Все эти вопросы не могут не волновать рабочий класс всего мира» {620} 620 Там же. С. 140. .

Лонго попытался ответить общими словами, но в итоге вынужден был признать: «ЦК нашей партии рассматривал вопрос об исключении коммунистов из правительства и констатировал, что партия проявила слабость при переходе в оппозицию. Наша оппозиция была больше словесной и выражалась в организации собраний и митингов. Только в последнее время партия переходит к действиям».

«Стали вас бояться?» — тут же спросил Жданов. «Да, нас боятся», — ответил Лонго. «Двухмиллионная партия может нагнать страху на десять Де Гасперей. Если же боятся вас, то почему происходят аресты партизан, обыски в помещениях компартии и запрещаются митинги?» {621} 621 Там же. С. 141. — усомнился вслух Жданов.

Позднее партийные спецслужбы доложили в Кремль, как в октябре 1947 года руководство компартии Франции обсуждало ход этого совещания. Представлявший ФКП на совещании в Шклярска-Порембе Жак Дюкло сообщил французскому политбюро, что «Жданов показал себя властным и навязал настоящий диктат» {622} 622 РГАСПИ. Ф. 77. Оп. 3. Д. 98. Л. 2. . С этим мнением трудно не согласиться, но внешне Жданов оставался корректен, больше шутил, чем «наезжал» (стенограммы не раз фиксируют смех в ответ на его меткие реплики). Основная критика политических поражений ИКП и ФКП прозвучала из уст не представителей ВКП(б), а со стороны руководства югославской компартии. Молодые югославские коммунисты (большинству в руководстве не было и сорока лет), опираясь на партизанскую армию, первыми вне СССР установили в своей стране безраздельную диктатуру компартии и явно испытывали «головокружение от успехов» — рвались не только быстро построить социализм у себя, но и принялись активно поучать другие компартии, как надо понимать марксизм и брать власть в свои руки. До поры Кремль благосклонно относился к такой самонадеянности своих младших партнёров, надеясь использовать её в нужном русле.

Компартию Югославии на совещании в Шклярска-Порембе представляли черногорец Милован Джилас и словенец Эдвард Кардель, всего три года назад они командирами партизан дрались в горах с немцами и их балканскими союзниками. Теперь 36-летний генерал-лейтенант Джилас, прошедший тюрьмы югославской монархии и потерявший в партизанской войне двух братьев и сестру, был министром в новом правительстве. 37-летний генерал-полковник Кардель, бывший школьный учитель и работник Коминтерна, теперь был заместителем главы правительства Югославии. Неудивительно, что эти люди вполне искренне возмущались политической робостью их французских и итальянских товарищей.

Позднее Джилас так вспоминал сентябрь 1947-го в Шклярска-Порембе: «В кулуарах, ещё до докладов Дюкло и Лонго о своих партиях, Кардель и я упомянули Жданову и Маленкову—и они тоже нам предложили — о критике французской и итальянской партий. Жданов этого едва дождался: "Нужно их критиковать!"» {623} 623 Совещания Коминформа: 1947, 1948, 1949: Документы и материалы. С. 16. .

А вот свидетельство Карделя: «Когда в перерыве Джилас и я разговаривали со Ждановым, он спросил нас, что мы думаем о положении и политике коммунистических партий Италии и Франции. Мы высказали ему наше тогдашнее мнение, которое было довольно критическим… Жданов кивал головой и особенно не комментировал наше мнение, но немного позднее, в тот же или на следующий день, позвал в свою канцелярию и предложил мне, чтобы Джилас и я публично, на заседании, подвергли критике итальянскую коммунистическую партию, как и компартию Франции, в духе того, что мы ему говорили в частной беседе» {624} 624 Там же. .

Однако помимо критики французских и итальянских коммунистов у совещания в Шклярска-Порембе была ещё одна, даже более важная задача — дать крупнейшим компартиям Европы общую директиву об особенностях нового послевоенного мира и задачах коммунистического движения. Если Георгий Маленков, как и все остальные делегаты, выступил с докладом о деятельности ВКП(б), то Андрей Жданов представил вниманию участников совсем иной документ — подготовленный им доклад «О международном положении».

Полуторачасовое выступление Жданова началось в час дня 25 сентября 1947 года и сразу вошло в историю, как только о нём стало известно за пределами курортного коттеджа в Шклярска-Порембе. Для Запада этот доклад нашего героя стал аналогом Фултонской речи Черчилля, с которой в российской и советской исторической традиции отсчитывается начало холодной войны. Но противники СССР отсчитывали «официальное» начало глобального противостояния именно с доклада Жданова.