Феликс Медведев - Сильные женщины. Их боялись мужчины

— Нет, это я точно знаю.

— Выходит, что он дан вам сверху, небесами?

— Ну если бы это не было прямо оттуда, зачем было венчаться в церкви.

— Другого на его месте вы не видите?

— Есть хорошая фраза: «Никогда не говори «никогда».

— А вообще из известных мужчин кто вас еще привлекает?

— По ролям, по таланту меня привлекает Николсон.

— Говорят, что он бабник, юбочник.

— Меня это не касается, мне важен его образ.

— Вы домашний человек?

— Нет, я не хозяйка, но люблю, чтобы в доме был уют.

— Кто же вам его создает?

— Моя сестра.

— Вы человек сильный, и многие знают, что вы пережили почти безысходную болезнь, когда уже почти переступили за черный полог. Но спаслись. Как переносили то страшное время ваш друг Андрей и ваша мама?

— Мой друг еще раз показал свою силу. А мама об этом даже не знала. Зачем ей было знать такие вещи? Она узнала о том, что я почти умирала, через два года. И то не от меня.

— Вы и впрямь, Лайма, сильный человек. Я вами восхищен. Может быть, и за это вас любят и другие. Я слышал, что ваши поклонники совершенно официально, на законных основаниях, подарили вам кусочек лунной поверхности. Что вы собираетесь там делать?

— (Задумалась.) Я бы хотела, чтобы там пребывали души всех животных, убитых злыми людьми.

2001

С этой замечательной актрисой, несравненно обаятельной женщиной, секс-символом советского кинематографа и театра, по которой в свое время вздыхали легионы поклонников, ох как не хотелось вести серьезный разговор ни о разделе МХАТовской труппы, ни о тяжелой нынешней жизни, ни о политике. О любви, которой все возрасты покорны, и только о ней! Ну хорошо, так и быть, об опыте любви человека, много перечувствовавшего и на сцене, и в жизни. Но вот ведь и впрямь не знаем мы иногда, как наше слово отзовется. О любви мы поговорили, но начали совсем о другом. И виною тому было неосторожно оброненное мною слово.

— С одной стороны, Московский Художественный театр целых сто лет был гордостью русской сцены, и мы ходили туда, как на праздник. С другой стороны, скандальный раздел труппы…

— Что значит «скандальный», давайте уточним.

— Простите, Татьяна Васильевна, я хотел сказать просто раздел труппы…

— Конечно, оговорились вы не случайно. Далеко не впервые это слово используется по отношению к истории МХАТа и муссируется безотносительно к самому факту. А между тем раздел труппы произошел по желанию Олега Николаевича Ефремова и по решению правительства. Так что давайте все называть своими именами: одиннадцать лет назад в один из «прекрасных» дней половину труппы МХАТа не впустили на работу в здание в Камергерском переулке. А по существу, часть коллектива была как бы отторжена, отвергнута, выгнана. Вот с этого давайте и начнем.

— Мне не хотелось бы вспоминать о тех драматических временах, тем более что об этом много писали в газетах.

— Писали, как правило, ложь, и мне эта ложь надоела.

— Хорошо, по какой причине актеры не были допущены в здание театра, где они до этого долго работали?

— Так стало угодно Олегу Николаевичу. А дальше и произошло то, что некоторым образом изменило мою жизнь: отторгнутая главрежем труппа выбрала меня своим художественным руководителем, и мы стали работать в театре под названием МХАТ имени Горького и работаем в этом здании на Тверском бульваре вот уже 11 лет. За это время коллектив создал репертуар из 43 спектаклей. Авторами постановок были талантливые интересные режиссеры: Покровский, Виктюк, Данченко, Борисов, Морозов. Благодаря им и Господу Богу мы стали в Москве одним из самых посещаемых театров.

— Тем не менее я чувствую, что вы переживаете до сих пор из-за того, что тогда произошло. Для вас это и нынче кровавая рана?

— Ну кровавую рану мы сообща залечили, мы пережили унижение отторжения, нашей ненужности. И сейчас думаем только о работе, о своем зрителе.

— Скажите, Татьяна Васильевна, почему вы все-таки не появились на сцене старого МХАТа в исторический день 100-летия театра? Ведь вас ждали не только сотни гостей Ефремова, но и миллионы телезрителей, следивших за юбилеем по ТВ.

— Когда вас выгоняют и не хотят видеть, разве у вас возникнет желание приходить и произносить какие-то дежурные неискренние слова, завуалированную ложь? Вряд ли. Тем не менее, ведущие актеры нашего театра были отправлены на торжества и исполнили долг вежливости. Как могли, так и исполнили.

— И вас не задели сообщения прессы, что будто бы к Ефремову пожаловала лучшая, более достойная часть столичного театрального и художественного истеблишмента, а к Дорониной пришли гости «второго» сорта?

— «Вторым» сортом вы считаете вице-премьера, министра культуры, заместителя мэра Москвы? По-видимому, для некоторых не верхушкой истеблишмента являются и Президент России, и Патриарх Московский и Всея Руси, которые прислали нам свои поздравления?

— Татьяна Васильевна, давайте не будем продолжать эту тему. Тем более что у меня к вам масса и других вопросов. Хотите, я вас развеселю. Я слышал, что однажды, когда возводимое по решению Президиума ЦК КПСС сооружение нового здания МХАТа подходило к концу, на стройку неожиданно нагрянула министр культуры Екатерина Фурцева. Остановившись у главного входа в театр, подняла голову и недовольно спросила: «А это еще что за (простите меня, Татьяна Васильевна, но это прямой жаргон Екатерины Алексеевны) сиськи и ляжки?» «Это кронштейны, поддерживающие фонари над парадным входом, выполненные в виде порхающих амурчиков», — объяснил архитектор. «Убрать!» — дала указание министр. Вот почему теперь мы созерцаем те самые кронштейны, только уже в виде большой буквы «Г», очень напоминающие… виселицы. Да и вообще вы, наверное, слышали, что это здание зовут то тюрьмой, то Бастилией? Как вам здесь работается, какова в помещении аура?

— Своеобразная архитектура этого здания кому-то нравится, кому-то нет. А что касается ауры, то ее-то мы сами и создаем. И аура для зрителя весьма благоприятная. Если он нас любит и постоянно к нам приходит. Вот и сегодня почти аншлаг.

— Недавно под названием «Почти дневник» издана книга ваших мемуаров. В этой же почетной серии «Мой XX век» буквально перед вами опубликованы мемуары великой Брижит Бардо, мемуары скандальные, наделавшие во Франции много шума. А все из-за того, что актриса слишком уж вольно и откровенно описала жизнь со своими прошлыми мужьями. Ваша книга иная — мягкая, нежная, добрая. Вы тоже упоминаете имена своих прошлых и тогда уже известных, а нынче и вовсе знаменитых партнеров по жизни. Скажите, что вас удерживало от раскрытия более интимных тайн и личной, и творческой судьбы, ведь нынче такого рода откровения в цене и в моде?