Владимир Жданов - Неизвестный Толстой. Тайная жизнь гения

168

Мать С. А-ны.

169

По рассказам (фр.).

170

По убеждению (фр.).

171

Во втором письме, на которое ссылается Л. Н., есть что-то недосказанное: «Сегодня утром, наконец, Боткин был у меня и подтвердил все уже прежде сказанное и самое утешительное: «Я редко встречал такие надежные и крепкие легкие, и скажите им, чтобы они продолжали жить нормально философским образом. Они поймут, что это значит. А главное не мудрствовать лукаво» (27 января 1877 г.). Эти слова, без сомнения, относятся к области интимных отношений. В этом году вопрос о беременности так же, как и 6 лет тому назад, разрешился не легко. Чувствуя себя физически слабой, С. А-на под влиянием совета докторов склонялась к мысли избежать новых родов, которых она очень боялась. Л. Н-ч не переменил своего взгляда и настойчиво возражал С. А-не. Снова возник вопрос о разрыве. Для разрешения своих сомнений он обратился к известному старцу Амвросию, что было одним из поводов первого его посещения Оптиной Пустыни в 1877 году. Приблизительно в это же время Толстой писал ту часть «Анны Карениной», в которой Анна сообщает Долли скрытый за многоточием совет докторов о противозачаточных средствах, полученных ею после болезни. Перебой в нормальном ходе семейной жизни должен был быть очень мучителен Л. Н-чу. Он осложнялся общим подавленным его состоянием. И, быть может, именно теперь, а не в 1871 году, впервые возник страшный вопрос о разрыве. Окончательно этого разрешить мы не можем, а отметим только, что все скоро улеглось, С. А-на, хотя и не без ропота, примирилась, опять забеременела, и отношения сами собой наладились. Это был временный перебой. Вероятно, как и в первый раз, он оставил след, не изменив, однако, отношений коренным образом. В эти месяцы С. А-на писала сестре: «Я до сих пор не привыкла к мысли, что будет еще ребенок… родов боюсь очень» (28 сентября). «Левочка все занимается музыкой и пока больше ничем. Мне кажется, его смущает мое тяжелое положение, и он боится за меня. Что же, его была воля»… (28 ноября. Многоточ. в подл.) Сам Л. Н. писал Н. Н. Страхову (11 ноября): «Два главные предлога моей грусти, это моя праздность, постыдная и совершенная, и состояние жены, – болезненная, беременная, и предстоящие в декабре роды. Менее важный предлог, это – мучительная эта война».

172

Вторая часть письма об «Анне Карениной».

173

Вера, убеждение (фр.).

174

Гр. Алексей Павлович Бобринский (1826–1894), последователь Редстока.

175

Ложный стыд (фр.).

176

Л. Н-ч чувствовал в то время необходимость веры для жизни, но он не мог принять ту веру, которую видел вокруг себя. Александра Андреевна предполагала, что «ложный стыд» мешает ему признать церковь.

177

Я держусь на плаву (фр.).

178

Не ставим себе задачей со всею точностью проследить этапы этого процесса, имея перед собой только одну цель – описание семейной жизни. Возможно, что здесь мы допускаем хронологическую ошибку, как бы относя выдержку из «Исповеди» к началу 1877 г. Как видно из писем к А. А. Толстой и Фету, Л. Н-ч пришел уже в этом году к некоторым положительным заключениям (необходимость веры), а его отчаяние достигло предельной степени в то время, когда он не видел еще никакого выхода, т. е. верней всего, не позднее 1876 г. Но в эти месяцы Толстой писал VIII часть «Анны Карениной», где он изложил то, что позднее повторил в «Исповеди». Некоторые детали семейной жизни Левиных крайне важны для нашей темы, и, в подтверждение их автобиографичности, мы сочли необходимым дать параллельные выдержки из «Исповеди» и романа. (В связи с вопросом об автобиографичности интересно отметить совпадение фамилии «Левин» с именем «Лев».) Те общие соображения, которые будут приведены теперь, не касаются определенного момента – месяца или года, а имеют в виду весь этот период духовных исканий.

179

«Исповедь», IV.

180

«Там я монахам расскажу все причины, по которым не могу верить», – писал Л. Н. А. А. Т-ой (февраль 1877 г.). Другие мотивы поездки указаны выше.

181

А. М. Кузминский (1843–1917), муж Татьяны Андреевны.

182

Письмо жене, июль 1877 г. Беседы о религии, разумеется, иногда были между ними. Об одной из них С. А. записывает в Дневнике (14 ноября 1878 г.): «Сегодня утром, после дурной ночи с кошмарами и снами, пила чай с Левочкой. Это так редко бывает, и мы затеяли длинный философский разговор о значении жизни, о смерти, о религии и т. д. На меня подобные разговоры с Левочкой действуют всегда нравственно успокоительно. Я по-своему пойму его мудрость в этих вопросах и найду такие точки, на которых остановлюсь и утешусь во всех сомнениях. Я бы изложила его взгляды, но не могу, особенно теперь, – устала и голова болит». В этом случае, при поездке в монастырь, возможно, сказались и временные разногласия, предшествовавшие посещению Толстым Оптиной Пустыни.

183

С. А. Толстая. «Мои записи разные для справок», 26 декабря 1877 г.

184

Письмо Т. А. Кузминской, 15 сентября 1877 г. В этом письме о «постылых яснополянских стенах» нашли отражение, кроме общего мрачного настроения Л. Н-ча, также, вероятно, и те осложнения, которые предшествовали беременности С. А-ны и самая беременность ее. Она переносила ее на этот раз особенно трудно и нервно.

185

Письмо А. А. Т-ой, начало января 1878 г. «Rey отказали, потому что он стал груб и несносен до крайности и завел амуры с Анни. Анни и M-lle Gachet тоже скоро заменим одной пожилой гувернанткой, но это пока еще секрет». – M-r Rey отказали после Нового Года, но мы никак не могли его выжить, а между тем Gerard (новый гувернер) тоже ждать не согласен. Итак, Rey, которому ужасно не хотелось уходить, наконец, 17-го со слезами уехал». (Из писем С. А-ны к сестре от 14 и 23 января 1878 г.)… Лев Львович рассказывает, что этот гувернер «выводил (его) отца из себя. Однажды отец в порыве ярости кричал на него: – «Я вас выброшу из окна, если вы будете продолжать вести себя подобным образом». («Правда о моем отце»).

186

Письмо А. А. Т-ой, начало января 1878 г. Гр. В. А. Перовский (1794–1857) с 1833 по 1842 гг. был оренбургским военным губернатором, с 1851 по 1857-й – оренбургским и самарским генерал-губернатором.

187

Алексей Алексеевич Бибиков (1837–1914), тульский и самарский помещик. В то время управлял имением Толстых в Бузулукском уезде.

188

Я имею, ты имеешь, он имеет. До, ре, ми, фа, соль, ля, си (фр.).

189

Вот чем живет Толстой в эти дни: «Я, Экклезиаст, был царем над Израилем в Иерусалиме. И предал я сердце мое тому, чтоб исследовать и испытать мудростью все, что делается под небом: это тяжелое занятие дал Бог сынам человеческим, чтоб они упражнялись в нем. Видел я все дела, какие делаются под солнцем, и вот все суета и томление духа… Говорил я с сердцем моим так: вот я возвеличился, приобрел мудрости больше всех, которые были прежде меня над Иерусалимом, и сердце мое видело много мудрости и знания. И предал я сердце мое тому, чтобы познать мудрость и познать безумие и глупость; узнал, что и это – томление духа. Потому что во многой мудрости много печали; и кто умножает познания, умножает скорбь. Сказал я в сердце моем: дай испытаю я тебя веселием, и насладись добром; но и это – суета. О смехе сказал я: глупость, а о веселии: что оно делает? Вздумал я в сердце моем услаждать вином тело мое, и между тем как сердце мое руководилось мудростью, придержаться и глупости, доколе не увижу, что хорошо для сынов человеческих, что должны были бы они делать, под небом в немногие дни жизни своей. Я предпринял большие дела (…). И оглянулся я на все дела мои, которые сделали руки мои, и на труд, которым трудился я, делая их, и вот все – суета и томление духа, и нет от них пользы под солнцем. И обратился я, чтобы взглянуть на мудрость и безумие и глупость… Но узнал я, что одна участь постигает их всех. И сказал я в сердце своем: и меня постигнет та же участь, как и глупого, – к чему же я сделался очень мудрым? И сказал я в сердце моем, что и это – суета, потому что мудрого не будут помнить вечно, как и глупого; в грядущие дни все будет забыто, и увы! – мудрый умирает наравне с глупым. И возненавидел я жизнь, потому что противны стали мне дела, которые делаются под солнцем, ибо все – суета и томление духа. И возненавидел я весь труд мой, которым трудился я под солнцем, потому что должен оставить его человеку, который будет после меня… Ибо что будет иметь человек от всего труда своего и заботы сердца своего, что трудится он под солнцем? Потому что все дни его – скорби и его труды – беспокойство; даже и ночью сердце его не знает покоя. И это – суета. Не во власти человека и то благо, чтоб есть и пить и услаждать душу свою от труда своего… Всему и всем одно: одна участь праведнику и нечестивому, доброму и злому, чистому и нечистому, приносящему жертву и не приносящему жертвы, как добродетельному, так и грешнику, как клянущемуся, так и боящемуся клятвы. Это-то и худо во всем, что делается под солнцем, что одна участь всем, и сердце сынов человеческих исполнено зла, и безумие в сердце их, в жизни их, а после того они отходят к умершим. Кто находится между живыми, тому есть еще надежда, так как и псу живому лучше, нежели мертвому льву. Живые знают, что умрут, а мертвые ничего не знают, и уже нет им воздаяния, потому что и память о них предана забвению; и любовь их, и ненависть их, и ревность их уже исчезли, и нет им более счастья вовеки ни в чем, что делается под солнцем». (Помещено в «Исповеди», гл. VI.)