Константин Феоктистов - Зато мы делали ракеты. Воспоминания и размышления космонавта-исследователя

Конечно, в Златоусте кроме работы был и отдых, и развлечения. Самым любимым занятием в свободное время стала охота на тетеревов и рябчиков. Как правило, в лес ходил весной или осенью с приятелями Колей Даниловым и Сашей Ялышевым, а чаще один.

Одному интереснее: поговаривали, что в тамошней тайге обитают рыси и даже медведи. Отправлялся в ночь на воскресенье в горы. Нравился сам процесс: сборы, подготовка снаряжения, ружья, патронов, запаса еды, устройство ночлега. Уже в темноте надо было найти большой, более-менее плоский камень, разжечь на нем костер, чтобы нагреть его — ночи-то холодные, — затем смести с камня угли и пепел, накрыть лапником, улечься спать и не проспать! Затемно успеть добраться до выбранного места засады и ждать начала токования. А к вечеру опять многочасовой путь через тайгу и болота — домой. Добычи, как правило, не было. Вороны задолго до моего приближения поднимались и улетали куда подальше! Это огорчало, но к следующей вылазке уже прочно забывалось. Зимой по воскресеньям (если не было аврала) — лыжи. Горы-то небольшие и некрутые, но опыта лыжника не было, падал на каком-нибудь спуске и тут же возвращался назад, чтобы повторить попытку. Иногда на одном спуске застревал на целый день.

И когда перешел в НИИ-4, увлечение охотой сохранилось: иногда, поздней осенью, ездил охотиться на уток на Рыбинское водохранилище. Бывало, возвращался с крупной добычей, оправдывавшей и долгую дорогу, и многочасовое сиденье в засаде на холодном ветру в ледяной воде: подбитых уток приходилось доставать самому, иначе их мог угнать ветер! Зимой ездил на зайцев, исполняя одновременно и роль стрелка, и роль охотничьей собаки, чаще без успеха.

Охота долгое время оставалась едва ли не самым любимым (но очень редким) моим развлечением. Но как-то, уже много лет спустя, после очередной вылазки, вдруг ощутил: не хочу убивать. Что мотивировал самыми благородными соображениями — это противно природе цивилизованного человека. Хищники имеют на это право, а я — нет. Но может быть, просто сказался возраст, а благородная мотивировка была лицемерием перед самим собой?

Работа в Уральском КБ велась аврально, с восьми утра до позднего вечера. Впрочем, как это часто бывает, в аврал вовлекались немногие, только непосредственно отвечающие за пуск линии, сборку и сварку. А остальные, непричастные, наблюдали. Приходилось работать за троих. И конструктором, и снабженцем, и слесарем. И пилил, и точил, и варил.

В начале января 1950 года линия станков-полуавтоматов заработала. Начальник докладывал телеграммой Устинову (нужны не слова, а документ!): «Феоктистов начал варить хвостовые отсеки». Судя по всему, на заводе мне была уготована долгая славная жизнь, которая меня никак не соблазняла, но судьба, наконец, повернулась ко мне лицом.

В январе 1950 года в составе группы молодых инженеров нашего КБ меня направили на стажировку (на целых полгода!). И не куда-нибудь, а в королёвское КБ. Главный конструктор, однако, не обратил внимания на молодого провинциального инженера, и, главное, сам он мне очень не понравился. Все оказалось намного сложнее и произошло не так скоро. Да и космические корабли для Королева были тогда еще где-то далеко за горизонтом. После стажировки вернулся и стал работать проектантом в КБ.

А через год решил поступить в аспирантуру в один из научно-исследовательских институтов. Еще на стажировке узнал, что в подмосковном военном научно-исследовательском институте НИИ-4 Михаил Клавдиевич Тихонравов организовал группу инженеров, занимавшуюся исследованием проблем создания мощных ракет и, возможно, также космических аппаратов и что у него есть группа аспирантов.

Еще в тридцатые годы Тихонравов начал разработку проекта ракеты, способной поднять человека в стратосферу.

К 1945 году эта работа вылилась в проект BP-190, сделанный им совместно с А. Б. Чернышевым. Ракета должна была поднимать вертикально герметичную кабину с людьми на высоту 200 километров. Был он человеком с фантазией, самых разных интересов и увлечений. Разрабатывал и строил планеры, пытался работать над теорией полета аппарата с машущими крыльями. Иногда упрямый, но в то же время мягкий, интеллигентный, внимательный, мог быть ироничным, умел вовремя дать полезный совет. Но, в отличие от Королева, Тихонравов не проявлял высоких бойцовских качеств, когда приходилось сражаться с начальством.

Итак, вместе с приятелем Колей Даниловым весной 1951 года я послал заявление и документы в адъюнктуру (то есть аспирантуру) Академии артиллерийских наук, в состав которой тогда входил и НИИ-4, мы получили вызов на сдачу вступительных экзаменов. Ясно было, что нас не отпустят, поскольку мы не проработали еще и двух лет после окончания института, а тогда выпускники вузов обязаны были отработать по распределению, по крайней мере, три года. Кто захочет досрочно отпустить с производства молодых специалистов? И тут наши с Колей методы действий разошлись. Я проявил здоровый прагматизм и воспользовался для сдачи экзаменов в аспирантуру очередным отпуском, а он на это дело отпуск пожалел и честно подал заявление о предоставлении дополнительного отпуска для сдачи экзаменов. Начальство его, конечно, никуда не пустило. А мое заявление об очередном отпуске подписали, и в тот же день я исчез из Златоуста.

Экзамены в Москве сдал успешно. В июне 1951 года вернулся в Златоуст и объявил: уезжаю в Москву, в аспирантуру. Шум тут поднялся! Использовали и кнут, и пряник. Грозили не отпустить ни при каких обстоятельствах, обещали показать где раки зимуют и тут же назначили исполняющим обязанности главного конструктора на время его отпуска. Это меня-то — с двухлетним стажем работы! Смешно! И даже работая в должности и.о., решения своего я не изменил, и, когда пришел вызов, меня все же отпустили. Почему — непонятно. Говорили, что как ни странно, повлияло наше министерство.

Так, летом 1951 года я сделал важный шаг. Оставался еще один. Года полтора был только аспирантом, готовился и сдавал экзамены на кандидатский минимум, разрабатывал план кандидатской диссертации. Начал заниматься теорией полета ракет. Темой кандидатской хотел взять теорию движения искусственных спутников Земли. Но к этому времени (весной 1953 года) почувствовал, что мне трудно тянуть на маленькую аспирантскую стипендию, ведь я уже обзавелся семьей: в декабре 1951 года женился на своей однокурснице по МВТУ и вот-вот должен был родиться ребенок.

Вступал в брак трижды. И первая жена, и вторая — были красивые неглупые женщины. Была и влюбленность, и привязанность. В том, что семейная жизнь у меня с ними не сложилась, виноват, по-моему, только я — с одной стороны, очень мягкий человек, даже уступчивый (а в семье это не лучшее качество, хотя, быть может, и необходимое в разумных пределах), а с другой — совсем неконтактный, типичный бирюк и в то же время вспыльчивый и часто неоправданно резкий.