Константин Феоктистов - Зато мы делали ракеты. Воспоминания и размышления космонавта-исследователя

Но было два «но». Одно обычное. Как-то приехал в ЦПК Каманин и провел откровенный разговор со мной на тему о том, что ВВС лягут костьми, но так или иначе не пустят меня в этот полет, будут стараться и их врачи (и они, надо сказать, старались и сильно портили мне кровь), и само командование. Если я соглашусь не участвовать в этом полете, то он мне гарантирует участие в следующем — в качестве бортинженера. «Если вы согласитесь, то у вас будут такие же воспоминания о подготовке к полету на «Союзе», какие у вас были при подготовке к полету на «Восходе», если нет, пеняйте на себя». Я, конечно, от такого унизительного предложения отказался.

Второе «но» было связано с тем, что этот полет, по нашему плану, должен был состояться после полета и стыковки двух беспилотных «Союзов» в начале осени 1967 года. В том полете стыковка прошла благополучно, но второй корабль при спуске был потерян, и приняли решение еще раз разобраться и повторить полет двух беспилотных «Союзов» весной 1968 года, что автоматически переводило пилотируемый полет на лето или осень 1968 года.

А ВВС не дремали. После гибели Гагарина в тренировочном полете на самолете в марте 1968 года ВВС (первое «но») обратили внимание высшего руководства на то, что из одиннадцати летавших космонавтов двоих уже нет в живых и что стоит ли рисковать жизнью одного из оставшихся в живых в новом испытательном полете. Думаю, этот хитрый ход сыграл решающее значение. Но было и другое. В своих опубликованных позже воспоминаниях, Каманин открыто признавался, что регулярно выступал перед начальством с заявлениями: Феоктистов — больной человек. Может быть, у меня здоровье и так себе, но и Каманин не врач! Нечестно! Я об этом ничего не знал. Все было решено за моей спиной. Подозревал, что Мишин с удовольствием сдал меня, но, по словам Каманина, и Мишин, и Келдыш, и Смирнов были на моей стороне. Так или иначе я оказался перед фактом уже принятого без моего участия решения, и летом 1968 года мне пришлось вернуться в КБ к проектной работе.

Гибель Гагарина явилась в значительной степени следствием попыток сохранить монополию на поставки экипажей для космических кораблей за командованием ВВС. Оно завело и себя, и космонавтов в тупиковую ситуацию. Излагая свою позицию во время встреч, в выступлениях по радио и телевидению, представители ВВС утверждали, что летчики, причем по преимуществу летчики-истребители, по своим физическим данным, по своей готовности к неожиданным ситуациям, психологическим и физическим перегрузкам, являются именно теми людьми, которые должны летать в космос. Это утверждали не только Каманин, но и летавшие в космос летчики, в частности Гагарин. И сами в это верили. Конечно, им не хотелось кривить душой при ответах на вопросы, как и следовало ожидать, возникавшие после изложения своей позиции о летчиках-космонавтах. Само это звание вызывает естественное недоумение. Но причина его появления понятна: текст решения о введении звания летчик-космонавт (я об этом даже не знал) готовился в ВВС и там хотели иметь возможность летать на кораблях — как пилоты, а не как пассажиры, чтобы наглядно демонстрировать, что они не просто космонавты, а летчики-космонавты. Но сразу после отбора в отряд космонавтов им уже самостоятельные полеты на самолетах не разрешали. Начальство, конечно, заботилось об их жизни, и тех, кто еще не летал на орбиту, и тем более тех, кто уже стал известен всему миру. Чтобы летать на самолетах, Титову пришлось уйти из отряда космонавтов.

До отбора в отряд космонавтов эти летчики были, как правило, отнюдь не лучшими. Не потому, что были неспособными, а потому, что армия вынуждена была экономить ограниченный моторный ресурс наших военных самолетов, и налет (то есть количество часов, проведенных в воздухе в самостоятельном полете за штурвалом) у них был небольшой. Тогдашний начальник ЦПК врач Карпов, не учитывавший их желания летать на самолетах, космонавтов не устраивал. А желание летать рождала в них та же позиция ВВС, которую они сами и пропагандировали. Карпов был заменен (к тому же он не воспринимал Каманина всерьез) на летчика генерала Кузнецова, но полеты космонавтам по-прежнему не разрешали.

В конце концов ВВС приняли решение о создании при ЦПК учебного полка под начальством Серегина для восстановления летных навыков у космонавтов хотя бы на учебно-тренировочных самолетах. Подготовку в этом учебном полку проходил и Гагарин. В день гибели Гагарин должен был лететь на двухместном самолете МиГ-15-УТ в роли ученика, сдающего выпускной экзамен, вместе с командиром полка Серегиным. При положительных результатах экзамена следующий полет он мог бы совершить уже самостоятельно, без инструктора.

В этом самолете курсант сидит впереди инструктора, но конструкция кабины такова, что в случае возникновения в полете нештатной ситуации требующей катапультирования пилотов, сначала должен катапультироваться сидящий сзади (то есть в данном случае инструктор) и только потом сидящий впереди. Если первым катапультировался сидящий впереди курсант, то инструктор уже не мог спастись. То есть в конструкции учебно-тренировочного самолета был заложен опасный логический замок. Судя по всему, он и сработал.

Комиссия установила, что перед столкновением с землей самолет круто пикировал. Почему он сорвался с нормального режима полета — можно только гадать. Но ведь они совершали полет на относительно большой высоте (4 километра), и при немедленном принятии решения о катапультировании в предусмотренном порядке, при котором первым должен был катапультироваться Серегин, а уже после него Гагарин, они бы спаслись. Но этого не произошло. Надо полагать, Серегин считал, что он лично отвечает за жизнь своих курсантов, и ему трудно было принять решение катапультироваться первым. Можно понять и Гагарина: как он мог катапультироваться до Серегина, ведь так он обрек бы его на гибель.

Первым испытал доработанный пилотируемый корабль Береговой. В полете он допустил грубейшую ошибку при сближении с беспилотным кораблем. Увидев беспилотный корабль, он не обратил внимания на то, что тот, хотя и повернут к нему носом, но перевернут «вверх ногами». Дело в том, что и в процессе ручного управления причаливанием взаимная ориентация продольных осей корабля друг на друга осуществлялась автоматически с помощью антенн, расположенных не на оси корабля, а сбоку, примерно на расстоянии 1,2 метра от продольной оси. Соответственно на одном корабле эта антенна находилась справа от плоскости симметрии, а на другом слева. Поэтому, прежде чем начинать действия по сближению кораблей, надо было понять, где «верх», а где «низ», выровнять крен, с тем чтобы в процессе сближения оси антенн при правильной взаимной ориентации смотрели друг на друга. Береговой, судя по всему, не понял существа дела. Он выровнял крен с точностью до наоборот. То есть наблюдал беспилотный корабль, надвигавшийся на него «вверх ногами», но не понимал этого.