Ефрем Филофейский - Моя жизнь со Старцем Иосифом

* * *

Я, поскольку обычно рядом со мной никого не было, говорил молитву в голос. И говорил непрестанно, так что у меня болело горло. Я сказал Старцу:

— Старче, от молитвы у меня болит рот и язык, опухло горло. Я не могу вздохнуть: у меня болит сердце. У меня в горле как будто рана, скоро будет язва.

— Пусть будет. С тобой ничего не случится. Терпение! Молитву не прекращай! Говори ее. Пусть болит! Боль принесет духовное наслаждение. Если не будет боли, плода молитвы ты не увидишь. Эта молитва тебя спасет. Она тебе поможет. Она тебя утешит. Она тебя научит. Она станет для тебя светом. Взывай и восклицай! Утверди ум, разум не на внешнем, а на внутреннем. Не слова и теории, проповеди и многие хлопоты, но трезвение и молитва со смирением. В этом суть, таков святоотеческий путь, таковы заповедь и наставление наших дедов. Испытай это на деле. Ибо если у тебя не будет практики, как ты будешь говорить о теории?

— Буди благословенно. Но при вдохе и выдохе у меня болит сердце. [44] По всей видимости, речь идет о практике умной молитвы, когда слова «Господи Иисусе Христе» произносятся на вдохе, а «помилуй мя» — на выдохе.

— Ничего с ним не случится!

Когда я говорил Иисусову молитву и старался исключить всякую мысль и всякий образ, чтобы во мне господствовала лишь эта молитва, приходило искушение. Помысл мне говорил: «Ты сейчас лопнешь от натуги». Я отвечал: «Пусть я лопну, пусть я на кусочки разорвусь. Но биться будем здесь. Это как дважды два четыре».

* * *

Первым в Иисусовой молитве был Старец. Целый день он нам напоминал: «Держите молитву! Господи Иисусе Христе, помилуй мя! Господи Иисусе Христе, помилуй мя! Эта молитва вас спасет. Имя Христово вас просветит, вам поможет, восполнит все, чего вам недостает, вас возрастит, станет для вас всем. Если вы не говорите эту молитву, это означает, что вы не положили доброго начала».

Все учительство Старца состояло в том, что он нас побуждал, подталкивал, наставлял, напоминал и следил за тем, чтобы мы помнили Бога посредством молитвы, умного делания, и посредством исихастского метода боролись со злом. Обучая нас обязанностям монаха, [45] Под «монашескими обязанностями» в греческой монашеской терминологии подразумевается прежде всего исполнение келейного правила, состоящего из чтения Иисусовой молитвы по четкам и земных поклонов. Обычно в состав келейного правила входит также чтение Священного Писания и аскетических поучений святых отцов. В данном случае отец Ефрем говорит, что Старец Иосиф монашеской обязанностью считал непрестанную Иисусову молитву и, в частности, упражнение в умной молитве. он придавал большое значение этому практическому методу умной молитвы.

Поскольку его собственная жизнь была сплошным понуждением себя к молитве, он настаивал на том, чтобы и мы понуждали себя, сколько можем. И все это ради того, чтобы глубоко утвердить в уме и сердце Имя Господне, которое есть краеугольный камень всего духовного строения. Старец мне говорил: «Если ты возьмешь себе послушника, не учи его ничему, кроме молитвы. Молитва даст ему и благоговение, и устремленность к Богу, и внимание, и исповедь, и готовность к послушанию — все это ему дарует молитва».

Вся наука Старца состояла в том, чтобы мы вдыхали и выдыхали Имя Христово. Чтобы на нашем бдении мы часами сидели, низводили ум в сердце и дышали молитвой «Господи Иисусе Христе, помилуй мя!»

Не знаю, есть ли сейчас такие люди (их, наверное, можно пересчитать по пальцам), которые и сами так трудятся, и других учат этой богопросвещенной, спасительной науке, действительно обновляющей, воссоздающей и исцеляющей душу молящегося. Душа человека, и особенно монаха, остается больной, если эта наука ему известна, но не применяется на деле.

* * *

Бывало, что, когда я молился, ум не встречал абсолютно никакого препятствия и, как пуля, с невообразимой и непостижимой скоростью летел ввысь и прикасался к тому, что превосходит вещественную природу. А иногда я чувствовал, как молитва не может подняться выше потолка. Недоумевая об этом, я спросил Старца:

— Старче, иногда бывает, что у меня не получается молиться, мой ум не может подняться выше крыши келлии. Почему так? Почему я чувствую это препятствие?

— Это бесы, дитя мое, которые невидимо находятся рядом. Это они препятствуют тебе по попущению, по домостроительству Божию, ради науки, которой, возможно, тебя обучает Бог для твоей опытности.

И еще он мне говорил:

— Дитя мое, посмотри, как поступает моряк. Когда дует ветерок, он без труда идет вперед под парусами. Однако если случится безветрие, штиль, он берется за весла. И тогда он трудится, потеет, но все же продвигается вперед. Так и мы. Когда приходит благодать Божия, тогда Иисусова молитва говорится сама собой. Однако когда, по домостроительству Божию, благодать удалится, мы должны взяться за весла, подвизаться, показать наше произволение.

* * *

Старец был очень строг. Он хотел сделать своих послушников достойными монашеского звания. И поэтому говорил мне: «Дитя мое, дело не в том, чтобы уйти из мира и где-нибудь постричься, надеть рясу, принять схиму и тем самым как бы стать монахом. Нет, дело не в этом. Монахом будет тот, кто уйдет из мира, найдет наставника, останется жить с ним, храня ему верность, и почувствует молитву. Если он не почувствовал молитвы, если он не имеет ее внутри себя, если он не приобрел непрестанной молитвы, то он не монах. Если он не молится постоянно или не старается хотя бы приблизиться к этому, то нельзя и подумать, что это монах, монахом он не стал. Внешне — стал, а внутренне — нет.

Человек двояк: он состоит из внешнего и внутреннего, тела и души. Он одевается и снаружи и внутри. И обнажается снаружи и внутри. И питается вещественной пищей и духовной. Если человек не изменится внутренне, то наружность — это ничто. Не очищайте наружность чаши, оставляя ее внутри немытой. Вымой чашу изнутри — и снаружи она будет чистой. Вымой себя внутри, наведи порядок внутри себя, в помыслах и во всем остальном — и увидишь, что и внешние твои действия будут правильными».

Так слово Старца укрепляло нас в подвиге молитвы.

* * *

Он нам также говорил: «Когда человек станет усердно заниматься молитвой и немного преуспеет в ней, поначалу призывая Имя Иисусово вслух, тогда ум начнет постепенно избавляться от парения, от рассеяния во все стороны. Ибо от устного призывания он уже почувствует сладость молитвы. Ум в этом состоянии начинает овладевать Именем Христовым. Насколько уменьшается парение, настолько молитва делается достоянием ума. А когда ум приобретет всю молитву, тогда начинает открываться сердце и принимать низводимую в него молитву. Спустя годы, после всеобъемлющего понуждения себя, то есть понуждения всего себя на все подвиги аскезы, сердце принимает всецелую молитву и занимается ею непрестанно. Тогда возникает особое сердечное состояние: сердце по-царски овладевает молитвой и владычествует над страстями. Господствует некий мир [46] Εἰρήνη. и подчинение всего правлению Христову, Который царствует посредством Своего Божественного Имени».