Пьер Бриан - Александр Македонский

Сложность положения, в котором оказался в тот период Александр, усугублялась противостоянием, которое существовало на протяжении похода и в самой македонской армии. Поведение воинов после персепольского мешка (весной 330 г. до н. э.), выражавших желание вернуться в Македонию, стало первым свидетельством этому, как его передал Плутарх («Александр», 38, 6-7): «...они [македоняне] надеялись, что раз Александр решил поджечь и уничтожить царский дворец, значит, он помышляет о возвращении на родину и не намеревается жить среди варваров». [28] Плутарх. Избранные жизнеописания. М., 1987. Т. 2. С. 401. - Примеч. пер. Эта

73

усталость вновь проявилась спустя несколько недель, как раз тогда, когда Александру нужно было двигаться быстрее, чтобы нагнать отступающего Дария. Отсылка греческой части войска породила в армии безумные надежды: «Слух... распространился (без всякого к тому основания), что царь удовлетворен плодами своих деяний и решил немедленно вернуться в Македонию. Воины как безумные разбежались в разные стороны по палаткам готовить съестные припасы на дорогу. Можно было подумать, что весь лагерь получил приказ собирать пожитки. Одни искали своих товарищей по палатке, другие грузили повозки...» ( Квинт Курций. VI, 2, 15-16).

Сумев сплотить вокруг себя всех военачальников, Александр созвал на совет всю армию и произнес пространную речь, в которой делал акцент на ненадежности того, что уже завоевано. Аргументы, видимо, убедили воинов, которые, согласно античным авторам, стали сами торопить Александра «вести их по миру, куда он захочет».

Не демонстрирует ли этот эпизод, что в Персеполе у самого Александра сменилась стратегия, поначалу более скромная, состоявшая в возвращении в Европу по завершении «войны отмщения»? При сопоставлении традиционной литературы, полной противоречий и имеющей большие лакуны, оказывается, что греческая

74

надпись, которая недавно была использована для аргументации этой точки зрения, слишком сомнительна и неоднозначна, чтобы можно было твердо основывать на ней подобное умозаключение. [29] Речь идет о надписи, найденной в городе Филиппа Македонского, с текстом которой можно ознакомиться в книге М. Hatzopoulos. Macedonian Institutions under the Kings, I (1996). P. 25-28. Сама интерпретация представлена тем же автором в «Alexandre en Perse: la revanch et l'Impire». ZPE, 116, 1997. p. 41-52. Документ породил огромную библиографию и ряд взаимоисключающих толкований; кроме того, см. хронологию, составленную М. Hatzopoulos, в REG, 111 (1998). P. 625-626. Вероятнее всего, что Александр и его приближенные, с одной стороны, и воинские массы, с другой, имели различный взгляд на начинавшийся поход, и Александр не обнародовал свои амбиции, которые могли бы отпугнуть некоторых из его солдат и военачальников. Жестокость и неопределенность войны в Согдиане и Бактрии усугубили разногласия между Александром и его окружением как раз в тот момент, когда у части македонской знати возникло несогласие с методами управления Александра, вызванное другими причинами. Узнав об уничтожении своих отрядов, Александр чрезвычайным остро реагировал на глубокую деморализацию своей армии: «Он хотел скрыть это поражение и под страхом смерти запретил уцелевшим

75

воинам обнародовать реальные факты» ( Квинт Курций. VII, 7, 39). Окончательный кризис разразился в 326 г. до н. э. в Индии, когда армия находилась на Гифасисе. Узнав, что царь планирует продолжить экспедицию в сторону Ганга, воины отказались следовать за ним. В конце концов Александру пришлось уступить, и отданный им приказ о возвращении вызвал взрыв радости в лагере. Как объясняет представитель его окружения Койнос, основной причиной неповиновения воинов стало всеобщее физическое истощение. Начиная с 330 г. до н. э., Александр подвергал своих воинов все большим физическим нагрузкам, которые постепенно стали противоречить реальным природным возможностям, да еще и в погодно-климатических условиях столь же тяжелых, сколь и резко контрастных. При переходе через Гиндукуш (329 г. до н. э.) людей слепил снег и терзад голод. Раненых и отставших бросали, оттащив на обочину.

Усталость и деморализация воинов также объясняется жестокостью некоторых поступков Александра. В частности, ясно, что беспрецедентное убийство Пармениона в Экбатане в 330 г. до н. э. (с. 132) специально посланным Александром отрядом, вызвало недовольство среди воинов гарнизона. Александр прибег к подлой хитрости чтобы уменьшить количество недовольных или

76

оппозиционно настроенных и собрать их вместе: «Он свел в одну боевую единицу, назвав ее «батальоном непокорных», тех, кто выказывал недовольство его правлением, и тех, кого возмутило убийство Пармениона, а также тех, кто в письмах в Македонию выражал мысли, противоречащие интересам царя. Он не хотел, чтобы истина, таящаяся в их речах, заразила остальную армию» ( Диодор, XVII, 80, 4).

Другие авторы уточняют, что царь сам повелел солдатам писать домой, после чего перлюстрировал эти письма. «Замысел царя состоял в том чтобы», собрав эти буйные головы в специальный отряд, «обречь его на гибель или направить его в колонию, расположенную на краю мира» ( Юстин, XII, 5, 8).

С другой стороны, македоняне, особенно те, кто постарше, стремились увидеть родину, чтобы получить возможность воспользоваться там добытыми в Азии трофеями. Но когда войско оказалось в Индии, вокруг этого возвращения сложилось фундаментальное недоразумение. Воины были убеждены, что в конце концов они под предводительством царя вернутся в Македонию. Но подобных намерений не было у Александра. Сколь же велико было негодование воинов, когда, оказавшись в Описе (324 г. до н. э.), они поняли, «что Александр навсегда установил центр

77

своего царства в Азии». [30] Квинт Курций, X, 2, 12. О поведении македонских воинов см.: P. Briant. «Rois, tribus et paysans». Paris. 1982 P. 73-81. Однако по одному эпизоду нельзя уверенно судить о разнице позиций македонян и их царя по отношению к завоеванным землям. Они не испытывали большого желания покидать европейские горизонты, Александр же, напротив, решил обосноваться в Азии окончательно, призвать к себе на службу персов и перенести свои завоевания на весь Аравийский полуостров. Также похоже, что в глазах простых воинов новое предприятие, на которое собирался их подвигнуть царь, все более становилось его личным делом, в отношении которого их энтузиазм неуклонно таял.

78

В общем и целом все зависимые территории прямо подчинялись царю и его администрации. Но это было лишь «правом копья». За этим принципом тотальной и универсальной суверенности, много раз утверждавшимся Александром, в реальности скрывалось большое разнообразие статусов и ситуаций. Ведь нашествие Александра было стремительным, а на некоторые территории - просто молниеносным. Так что у него попросту не было времени на окончательное и повсеместное искоренение духа империи Ахеменидов. Как результат, ситуации в регионах оказались чрезвычайно различными, в большой степени унаследованными от Великих царей, которые широко допускали существование местных автономий. Таким образом, формула «династии-короли-по-