Нина Демидова - Писарев

Опираясь в своей этике на положение об определяющей роли материального фактора в истории, Писарев вслед за Чернышевским шел к правильному выводу, заключающемуся в том, что решение моральных проблем зависит от решения проблемы «голодных и раздетых», т. е. от коренного преобразования общественно-политического строя на новых началах. Он утверждал, что уничтожение частной собственности и эксплуатации, а вместе с ними и материальных лишений ликвидирует большую часть зол в обществе.

Но когда Писарев убедился, что в России пока нет условий для радикального разрешения проблемы материальной обеспеченности, а следовательно, и проблемы нравственности, он стал противопоставлять нормам старой морали, узаконившим «покорность существующему порядку вещей и отношений», теорию «разумного эгоизма». Основные принципы этой теории были сформулированы уже Чернышевским. Взяв идею Чернышевского за исходный пункт, Писарев развил ее и сделал одним из важнейших компонентов «теории реализма».

Разрабатывая теорию «разумного эгоизма», Писарев отмечал, что эгоизм составляет в людях «богатую закваску», заложенную в них самой природой и дающую о себе знать на протяжении всей истории. Мало того, эгоизм, оставленный современникам предками, и впредь, по мнению Писарева, «будет волновать и мучить личность и общество до тех пор, пока коллективный ум человечества» не отыщет для него «широкого и правильного исхода» (11, стр. 395). Он был уверен, что именно в теории «разумного эгоизма» и заключается этот «широкий и правильный исход» к разрешению противоречий между личностью и обществом. Сущность писаревской теории сводилась к тому, что человек в своих поступках должен, опираясь на природные эгоистические задатки, руководствоваться принципом пользы, т. е., сообразуясь с обстоятельствами времени, путем разумного и критического подхода к окружающему стремиться при наименьшей затрате сил к тому, что наиболее полезно для себя и для общества.

Официальные идеологи, выступавшие в роли охранителей существующих моральных нормативов, стремились исказить, затушевать положительные моменты этической теории Писарева, дать ее в самой узкой и вульгарной интерпретации. Идея «разумного эгоизма» рассматривалась ими как призыв Писарева к разнузданному аморализму, возведению в культ черствости, грубости, цинизма, как желание предаться ничем не сдерживаемому и никем не регламентируемому удовлетворению физиологических потребностей, отбросив какие бы то ни было обязательства по отношению к коллективу. Утверждалось, что осуществление принципов писаревского «разумного эгоизма» грозит не только падением нравов, но даже гибелью цивилизации и возвращением общества в первобытное состояние.

Разумеется, это было грубым извращением идей Писарева. Сам Писарев разъясняет, что под «эгоизмом» он понимал «только полную свободу личности… отсутствие нравственного принуждения». Другими словами, эгоист «остается самим собой во всякую данную минуту и не насилует себя ни из угождения к окружающему обществу, ни из благоговения перед призраком нравственного долга». Писарев подчеркивал, что наиболее полное удовлетворение естественных потребностей им понимается отнюдь не как грубое стремление к пресыщению. По его мнению, к вопросу о потребностях следует подходить разумно, удовлетворяя их, следует в то же время поступать так, чтобы было ясно, «что вы приносите людям действительную пользу». В научном же смысле эгоизм, по Писареву, — это «система умственных убеждений, ведущая к полной эмансипации личности и усиливающая в человеке самоуважение», а отнюдь не «искоренение добрых влечений и благородных порывов». Последовательным претворением принципов «разумного эгоизма» в жизнь возможно, по Писареву, достигнуть общественного счастья, предполагающего счастье каждого человека.

Своеобразное истолкование Писаревым эгоизма определило его отрицательное отношение к альтруизму, который, по его мнению, под прикрытием якобы гуманных, общечеловеческих начал проводит интересы господствующего класса. Он подчеркивал, что в условиях экономического и социального неравенства, когда все определяется богатством и когда «господствует повальная эксплуатация», узкий, диктуемый корыстью эгоизм эксплуататоров всегда идет вразрез с интересами большинства. Ни один из собственников не удерживается на умеренных позициях и либо начинает «пожирать» других, либо сам становится жертвой эгоистических устремлений более сильных. Эгоизм в такой обстановке стихийно выливается в грубые, отталкивающие формы. Человек же с альтруистскими наклонностями неизбежно превращается в жалкую жертву тех, кто сильнее его. Альтруизм как выражение лучших общечеловеческих черт гуманизма искажается, воплощаясь в ханжески-религиозных предписаниях господствующей морали. Он заключает в себе обращенный к угнетенным призыв к смирению, к отречению от временных земных благ во имя будущего неземного, вечного блага и потому играет реакционную роль, ибо исторически всякое самопожертвование, самоотречение возможно было только со стороны слабых, униженных, зависимых. «К сожалению, бедные классы, — говорил он, — ждут безуспешно почти две тысячи лет, чтобы в их богатых соотечественниках пробудилось эксцентрическое желание снимать с себя в пользу ближнего последнюю рубашку». Господствующие классы предпочитают снимать их, но не с себя, а со своих неопытных и несостоятельных ближних, называя их своими «младшими братьями» (11, стр. 394).

Писарев отмечал, что в условиях эксплуатации, когда господствует узкое, корыстное понимание принципа пользы, последний никогда не совпадает с принципом справедливости. Поэтому кажется, что эти два принципа «самой природой осуждены вести между собою вечную вражду». А между тем если каждый, руководствуясь предписаниями «разумного эгоизма», будет стремиться к «собственной выгоде», то все добродетели окажутся совершенно излишними, так как «каждый будет отстаивать твердо и искусно собственную рубашку, и вследствие этого каждая рубашка будет украшать и согревать именно то тело, которое ее выработало», т. е. каждый «будет пользоваться всем тем, и только тем, что принадлежит ему по самой строгой справедливости» (11, стр. 394).

В проповедуемой Писаревым теории «разумного эгоизма» содержались, конечно, и элементы альтруизма, поскольку она была направлена в защиту угнетенных. Разумный эгоизм приниженного жизнью, но стремящегося к революционному переустройству большинства Писарев хотел противопоставить эгоизму господствующего класса.

Он считал, что в условиях того времени, чтобы как-то отстоять личность, необходимо не тешить себя бесплодными надеждами на вознаграждение всевышнего за терпение, самоотречение, покорность, а узкоэгоистическим инстинктам господствующего класса противопоставить этику «разумного эгоизма», отбросив односторонние, искусственно навязанные понятия идеала и долга.