Андре Агасси - Откровенно. Автобиография

— Я помню каждый матч, — признаюсь Штефани.

— Разумеется, — соглашается она.

На день рождения я везу Штефани в Лондон на концерт Энни Леннокс, одной из любимейших ее певиц. Но сегодня она и моя личная муза. Кажется, Энни все время обращается только ко мне. Надо бы сказать Джилу, чтобы включил пару композиций Леннокс в свой сборник «Слезы капали — 2». И еще — неплохо бы слушать ее перед каждым матчем:

Никогда не пройти мне этой тропой,

И мечта останется лишь мечтой … [51] Композиция называется «Why».

Я — ОДИН ИЗ ФАВОРИТОВ Уимблдона в 2003 году. Почему? Ни один теннисист, успевший стать отцом, не выигрывал этот турнир с 1980-х годов. Отцы не выигрывают Больших шлемов. В третьем круге я играю с марокканцем Юнесом Эль-Айнауи, который тоже недавно отпраздновал пополнение семейства. Я шучу с журналистами, утверждая, что с удовольствием сыграю с тем, кто спит так же мало, как я.

Перед матчем Даррен инструктирует меня:

— В самом начале, когда будешь доставать этого парня ударами слева и увидишь, что он бьет резаный мяч, отбивай его с лета. Так ты дашь ему понять, что он не сможет отсидеться за осторожными ударами, в оборонительной позиции. Нет, ему придется придумать что-нибудь нестандартное. Это твое предупреждение потом непременно спровоцирует его на ошибки.

Хороший совет. Я быстро добиваюсь преимущества, выигрываю два сета против одного. Но Эль-Айнауи не сдается. В четвертом сете он показывает все, на что способен, и зарабатывает три сетбола. Я не хочу доводить дело до пятого сета. Даже думать не желаю о том, чтобы играть матч из пяти сетов. Последние розыгрыши четвертого сета кажутся мне пугающими, и я делаю все, что рекомендовал Даррен. К тому моменту, когда выигрываю этот матч, я выжат, как лимон. Мне предстоит свободный день, но я знаю, что его не хватит для полноценного отдыха.

В четвертом раунде играю с австралийцем Марком Филиппуссисом, совсем юным мальчишкой, который считается безумно талантливым, но, увы, бездумно разбазаривающим свой дар. У него мощнейшая подача, и сегодня он, кажется, подает еще сильнее, чем всегда: скорость мяча доходит до 225 километров в час. Он подает навылет сорок шесть раз. Тем не менее матч продолжается, двигаясь к ожидаемому нами обоими пятому сету. При счете 3–4 он подает, и каким-то чудом я зарабатываю брейк-пойнт. Он ошибается в первой подаче. Я уже чувствую на губах привкус победы. Следующую подачу он посылает со скоростью 222 километра в час прямо в центр корта. Скорость устрашающая, однако я успеваю догадаться, куда идет мяч. Выбрасываю вперед ракетку и перекидываю мяч на его сторону корта. Филиппуссис может лишь беспомощно наблюдать за его полетом. Мяч чуть не врезается в него, однако приземляется в сантиметре от задней линии. Аут.

Если бы мяч попал в корт, это придало бы мне сил и я мог бы выиграть весь матч с одной подачи. Увы, этому не бывать. Теперь Филиппуссис поверил в свою удачу, даже, кажется, стал капельку выше ростом. Он играет на победу. Все происходит в мгновение ока. Минуту назад меня отделяла от триумфа лишь одна подача, и вот уже мой соперник вскидывает руки в радостном жесте. Это теннис.

В раздевалке я по-новому чувствую свое тело. Игра на травяных кортах становится суровым испытанием, и пять сетов на траве оставляют меня совершенно без сил. Кроме того, корты Уимблдона в этом году выровнены, как никогда, что означает: долгие обмены ударами, больше движения, больше прыжков, больше наклонов. Моя спина — настоящая проблема. С ней никогда не было легко, теперь же ее состояние меня по-настоящему тревожит. Боль, начинаясь от спины, пробегает по ягодицам, охватывает колено, отдается в голени и стреляет в лодыжке. Так что мне повезло, что я проиграл Филиппуссису и не прошел в следующий круг. Иначе все равно пришлось бы сниматься с матча.

НА СТАРТЕ ОТКРЫТОГО ЧЕМПИОНАТА США 2003 года Пит Сампрас объявляет о своем уходе. Несколько раз во время пресс-конференции ему приходится останавливаться, чтобы взять себя в руки. Я тоже глубоко потрясен. Наше соперничество красной нитью прошло через всю мою карьеру. Поражения в играх с Питом всегда были для меня очень болезненными, но они же по большому счету научили меня не терять надежду. Если бы я чаще побеждал в наших с ним схватках или если бы он принадлежал к другому поколению игроков — возможно, моя карьера была бы более удачной, быть может, меня бы считали лучшим игроком. Но тогда я бы многое потерял.

Несколько часов после пресс-конференции Сампраса я остро чувствую свое одиночество. Итак, я остался один. Я — последний играющий американец, побеждавший в турнирах Большого шлема. Отвечая на вопросы репортеров о моем самочувствии, говорю:

— Это похоже на то, как если бы вам пришлось прекратить танцевать с тем, с кем вы пришли на танцы.

Потом я понимаю: моя аналогия неточна. Ведь это они уходят с танцев, не я. Я все еще танцую.

Я добираюсь до четвертьфинала и встречаюсь с Кориа, обыгравшим меня на Открытом чемпионате Франции. Мне не терпится выйти на корт и сразиться с ним, но матч откладывается на несколько дней из-за дождя. Я заперт в отеле, где могу лишь читать и ждать. Смотрю, как по оконному стеклу скатываются капли дождя, серо-седые, как моя щетина. Каждая капля — словно еще одна минута жизни, утекающая сквозь пальцы.

Джил заставляет меня пить свою волшебную водичку и отдыхать. Он постоянно говорит, что все будет в порядке. Но он тоже все понимает. Время уходит. Наконец тучи рассеиваются, и мы выходим на корт. Кориа — уже не тот, что был в Париже. У него травмирована нога, и я пользуюсь этим. Безжалостно гоняю его по корту, перемалываю в труху — и выигрываю два сета.

В третьем я добываю четыре матч-пойнта — и бездарно растрачиваю их все. Я смотрю на свою ложу и вижу Джила. Он явно не в своей тарелке. За все время нашей совместной работы он ни разу не уходил с моих матчей — даже в уборную. Ни одного раза. Он говорит, что не хочет покидать свое место: ведь, взглянув на свою ложу, я могу увидеть его кресло пустым — и запаниковать. Он заслуживает лучшего. Я сосредоточиваюсь на игре, оцениваю ситуацию — и выигрываю матч.

Времени на отдых нет. Дождь поломал весь турнирный график. На следующий день мне предстоит встретиться в полуфинале с Ферреро, только что выигравшим Открытый чемпионат Франции. Уверенность, кажется, сочится даже из его пор. Он на тысячу лет моложе меня и не скрывает этого. Он разбивает меня наголову в четырех сетах.

Я кланяюсь на все четыре стороны и посылаю воздушные поцелуи трибунам. Я уверен: зрители поняли, что я отдал им все. Возле раздевалки встречаю ждущих меня Джадена и Штефани. При виде беременной жены мое разочарование от поражения рассеивается, словно облако.