Андре Агасси - Откровенно. Автобиография

— Тут две тысячи, парень. И не приставай ко мне насчет остальных шести сотен.

— Спасибо, сэр! Огромное спасибо!

Я выскакиваю из здания и ныряю в машину, где меня ждет Фили. Он так бьет по газам, будто мы только что ограбили Первый банк Ла-Квинта. Я отсчитываю тысячу и бросаю брату.

— Твоя часть.

— Что? Нет! Тебе пришлось много потрудиться ради этого, братишка.

— Не глупи. Нам обоим пришлось потрудиться. Я бы не смог этого сделать без тебя. Мы в одной лодке, брат.

В этот момент мы оба вспоминаем то утро, когда я, проснувшись, увидел 300 долларов, лежащие у меня на груди. Мы вспоминаем ночи, когда мы сидели каждый на своей половине комнаты, разлинованной под корт, болтая обо всем на свете. Не отрываясь от дороги, Фили наклоняется и обнимает меня. Затем мы обсуждаем, куда бы пойти поужинать. От перечисления названий местных ресторанов рты у нас наполняются слюной. В конце концов мы приходим к заключению, что сегодня — исключительный случай, такой бывает один раз в жизни, а значит, нам требуется нечто воистину особенное.

Стейк-хаус Sizzler.

— Я уже чувствую вкус их фирменного стейка, — мечтательно произносит Фили.

— А я не буду мучиться с ожиданием заказа. Лучше пойду опустошу салат-бар. У них там есть специальное предложение: креветки — ешь, сколько сможешь!

— Думаю, сегодня они пожалеют, что им пришла в голову такая идея!

— Ты знал, брателло!

Мы закатываем впечатляющий ужин в Sizzler, опустошая тарелки до последней крошки. Потом мы садимся и разглядываем оставшиеся деньги. Тщательно раскладываем купюры, складываем в стопку, поглаживаем, шутим про нашего нового приятеля — Бенджамина Франклина. Мы настолько опьянели от калорий, что добываем паровой утюг и аккуратно проглаживаем каждую бумажку, тщательно разглаживая морщинки на лице старины Бена.

Я ВСЕ ТАК ЖЕ ЖИВУ И ТРЕНИРУЮСЬ в академии Боллетьери. Ник — мой тренер и попутчик в путешествиях, хотя он сам говорит, что работает моим рупором. На самом деле он уже стал моим другом. Наше временное перемирие неожиданно переросло в удивительно гармоничные деловые отношения. Ник уважает меня за то, что я сумел противостоять ему, а я его — за верность своему слову. Мы вместе истово работаем, чтобы достичь поставленной цели — завоевать теннисный мир. Я не жду многого от Ника в том, что касается схем игры и прочих профессиональных умений: от него мне нужно сотрудничество, а не знания. Он же ожидает от меня побед, о которых протрубит пресса, что, разумеется, пойдет на пользу академии. Я не плачу ему зарплату: у меня нет на это денег. Но он догадывается, что, когда я стану профессионалом, он может рассчитывать на бонусы из моих заработков. По его мнению, этого более чем достаточно.

Ранняя весна 1986 года. Я мотаюсь по всей Флориде, играя в серии сателлитных турниров. Киссими, Майами, Сарасота, Тампа. После года тяжелой работы, практически целиком проведенного на корте, я играю прекрасно, добираясь до пятого турнира, собравшего лучших игроков по итогам серии. И хотя, дойдя до финала, в нем я терплю поражение, все же как финалист получаю чек на тысячу сто долларов.

Я очень хочу его взять. Нам с Фили, разумеется, пригодятся эти деньги. Останавливает меня лишь одно: взяв этот чек, я стану профессиональным теннисистом — навсегда, и пути назад не будет.

Звоню отцу в Лас-Вегас и спрашиваю, что мне делать.

— Ты о чем? — искренне удивляется отец. — Давай, бери деньги!

— Если я возьму деньги, я больше ничего не смогу изменить. Я стану профессионалом.

— И что с того?

— Пап, если я обналичу этот чек, пути назад не будет.

Он как будто не слышит, о чем я говорю:

— Ты бросил школу! У тебя восемь классов образования! Чего же ты хочешь? Чем еще желаешь заняться? Стать врачом?

Я все понимаю. Но меня раздражает то, как он это преподносит.

Сообщаю директору турнира, что беру деньги. В тот момент, когда эти слова слетают с моих губ, я чувствую, как вокруг меня рушатся многочисленные возможности. Не знаю, какие именно шансы теперь потеряны для меня навсегда, — и уже никогда не узнаю. Директор отдает мне чек, и я иду к выходу, чувствуя, что ступаю на дорогу, которая, вполне возможно, ведет в темный, зловещий лес.

На календаре — 29 апреля 1986 года. Мой шестнадцатый день рождения.

Весь день, все еще до конца не веря, повторяю себе: «Теперь ты — профессиональный теннисист. Спорт — твоя профессия. Твоя судьба». Но, сколько бы я ни говорил эти слова, они звучат неправдоподобно.

Решение стать профессионалом принесло мне, как минимум, одну бесспорную радость: отец заявил, что отныне Фили будет путешествовать со мной постоянно, чтобы помогать мне решать бесчисленные проблемы, без которых не обходится жизнь профессионального теннисиста, — от аренды автомобиля и бронирования отелей до перетяжки ракеток.

«Он тебе пригодится», — сказал отец. Но и он, и я, и сам Фили понимали: мы нужны друг другу.

В день, когда я стал профессионалом, Фили позвонили из компании Nike: ее представитель хотел встретиться со мной, чтобы обсудить одно коммерческое предложение. Мы назначили встречу в Ньюпорт-бич, в ресторане «Ржавый пеликан». Собеседника звали Йен Гамильтон.

Я назвал его «мистером Гамильтоном», но он попросил называть его просто Йеном и улыбнулся — так, что я сразу проникся к нему доверием. Фили, однако, был настороже.

— Ребята, — произнес Йен. — Я думаю, у Андре — прекрасное будущее.

— Спасибо.

— Мы хотели бы, чтобы компания Nike внесла свой вклад в это будущее и стала вашим партнером.

— Спасибо.

— Я собираюсь предложить вам двухгодичный контракт.

— Спасибо.

— По этому контракту мы будем снабжать вас всей необходимой экипировкой и сверх того выплачивать двадцать тысяч долларов.

— За два года?

— Нет, двадцать тысяч в год.

— Да? — Фили сразу берет быка за рога. — А что Андре должен будет делать для вас за эти деньги?

— Ну, — говорит Йен, явно озадаченный. — Андре должен будет делать то же, что делает сейчас. Оставаться Андре. И пользоваться продукцией Nike.

Мы с Фили смотрим друг на друга — два пацана из Вегаса, все еще уверенные в своем непревзойденном умении блефовать. Однако от нашей невозмутимости давно не осталось и следа. Мы оставили ее за столиком Sizzler. Не можем поверить свалившемуся на нас счастью и не в состоянии скрыть это. Фили лишь хватает присутствия духа заявить Йену: если он не возражает, мы хотели бы на несколько минут отлучиться, чтобы обсудить его предложение.

Мы спешим к телефону-автомату в укромном углу ресторана и набираем номер отца.

— Пап, — шепчу я. — Мы с Фили тут сидим с парнем из Nike, и он предлагает нам двадцать тысяч! Что скажешь?

— Просите больше!

— Что?