Александр Михайловский-Данилевский - Описание Отечественной войны в 1812 году

По выступлении из Тарутина Князь Кутузов приказал из губерний Тверской, Калужской, Тульской, Рязанской и Владимирской отправлять за армией подвижные магазины с запасами, теплой одеждой и обувью. Глубокая осень и испортившиеся дороги препятствовали скорому прибытию обозов. Навстречу им посылал Князь Кутузов офицеров и часто рассчитывал дни, даже часы, когда запасы должны были прийти. До тех пор довольствовали армию как могли: иногда бывал хлеб, а иногда обходились без него. Всего более терпели войска, действовавшие с Милорадовичем и Платовым на столбовой дороге и вблизи от нее. У них мало привозилось с фуражировок; лошади насилу тащились; убыль в людях становилась велика. Солдаты ночевали без палаток, жарились подле огней, забивались спать вокруг лошадей и под лафеты, но шли с необыкновенным духом и веселостью, тешились гибелью, постигшей врагов, и мыслью, что бивакировали на отнятой у Французов земле. В самые голодные дни Милорадович говаривал солдатам: «Чем меньше хлеба, тем больше славы!» Общее «ура!» и «рады стараться!» бывало ответом любимому вождю. Во время движения от Вязьмы к Мстиславльской дороге, когда наступили непогоды, Князь Кутузов располагал главную армию по квартирам, где только можно было. Правда, дома были с выбитыми окнами, иногда с разломанными печами, без дверей, однако служили некоторой защитой от вьюги, равно как сараи и овины, бывшие иногда приютами для войск. Генералы и полковые начальники большей частью находили теплые избы и потому сохраняли телесные силы и были в состоянии распоряжаться, между тем как в неприятельской армии начальники и нижние чины одинаково терпели от холода, не находя дорогой ничего, кроме выжженных селений, где нельзя было укрыться от непогод. Оставим Князя Кутузова в 1-й день Ноября на Мстиславльской дороге, в Щелканове, откуда хотел он идти на Красной, и обратимся к Наполеону. Он пришел в Смоленск с гвардией 29 Октября, 2,5 месяца после выступления оттуда в Москву. Происшедшая с тех пор в его положении перемена была столь велика, что трудно поверить, как могла она совершиться в столь короткое время. В Августе предавался он в Смоленске упоительным мечтам завоевателя, а в исходе Октября был там беглецом, с обломками огромнейшей армии, какую когда-либо освещало солнце. Самым верным изображением ее положения есть следующее донесение Наполеону Начальника его Штаба Бертье, писанное за день до вступления его в Смоленск: «Долгом поставляю донесть Вашему Величеству о состоянии корпусов, осмотренных мною на марше в последние три дня. Они почти в совершенном разброде. Только четвертая часть солдат остается при знаменах; прочие идут сами по себе разными направлениями, стараясь сыскать пропитание и избавиться от службы. Все думают только о Смоленске, где надеются отдохнуть. В последние дни много солдат побросали патроны и ружья. Какие ни были бы ваши дальнейшие намерения, но польза службы Вашего Величества требует собрать корпуса в Смоленске и отделить от них спешенных кавалеристов, безоружных, лишние обозы и часть артиллерии, ибо она теперь не в соразмерности с числом войск. Необходимо продовольствие и несколько дней покоя; солдаты изнурены голодом и усталостью; многие умерли на дороге и на биваках. Такое бедственное положение беспрестанно усиливается и подает опасение, что если скоро не отвратить его, то не будет у нас войск в сражении» [509].

В день прибытия Наполеона в Смоленск привезли ему одно за другим несколько горестных для него донесений: 1) Ожеро положил в Ляхове оружие; 2) Вице-Король разбит на Вопи; 3) Витебск взят Русскими, и Виктор с Сен-Сиром отчаиваются удержать наступательные действия Графа Витгенштейна; 4) Чичагов идет на Минск. Все сии известия пришли к Наполеону, когда он был глубоко огорчен, получив накануне донесение о вспыхнувшем в Париже бунте генералов Малле и Логори, имевшем целью учредить республиканское правление. Хотя бунт скоро потушили, однако Наполеон был до такой степени опечален минутным успехом заговорщиков, доказывавшим зыбкое основание его власти, что не мог скрыть своей скорби и при всех обнаружил ее. К довершению досады, Наполеон не нашел в Смоленске никаких заготовлений, хотя многократно приказывал о заложении там магазинов. Запасы были в таком небольшом количестве, что едва оказались достаточными для гвардии и первых после Наполеона пришедших в Смоленск войск. «Раздача провианта, – пишет его секретарь, – была не что иное, как продолжительный грабеж» [510]. Повсеместное народное восстание в Смоленской губернии соделало наполнение магазинов невозможным. К тому присоединилась алчность провиантских чиновников, употреблявших в свою пользу казенные деньги, назначенные Наполеоном для закупки вина, мяса и хлеба, в то время, когда он убедился, что требованиями от обывателей не было способов добывать продовольствия. В порыве гнева приказал Наполеон расстрелять главного из сих чиновников, конечно виновного в растрате денег, но не в том, что он не покупал запасов, ибо не было продавцов.

Невозможность оставаться в Смоленске, как то Наполеон прежде полагал, идучи туда из Москвы, была очевидна, и по причине недостатка в запасах и потому, что тыл его был угрожаем наступательными действиями Графа Витгенштейна и движением Чичагова из Бреста к Минску. От военной прозорливости Наполеона не могло сокрыться, что сии два Генерала, без сомнения, имели какое-либо важное назначение и что целью их действий долженствовало быть поражение боковых его корпусов и пресечение ему обратного пути из России. Для отступления от Смоленска хотел он только сождать там Вице-Короля из Духовщины и войск, находившихся еще назади, между Смоленском и Соловьевой переправой, однако не помышлял о возвращении за Неман и намеревался зимовать в Белоруссии. Первым условием для исполнения сего предположения было оттеснить Графа Витгенштейна за Двину, что приказывалось самым строгим, даже убедительным образом Сен-Сиру, Удино и Виктору. «С вашими войсками, – писал Наполеон Виктору, – успех не подвержен сомнению, а если вы скоро одержите победу, то она возымеет величайшие последствия, дав нам возможность занять Витебск и стать на зимние квартиры между Могилевом, Оршей и Полоцком. Тут заключим мир или приготовим себе верные успехи на будущий поход, угрожая Петербургу. Если вы не разобьете Графа Витгенштейна, то Кутузов успеет с ним соединиться через Витебск, и уже не иначе можно будет вытеснить его из этой позиции, как генеральным сражением, которого нельзя дать зимой. Тогда придется нам занять зимние квартиры далее, оставя неприятелю Двину и часть Литвы, отчего на следующий поход, в военном отношении, будут у Русских выгоднейшие позиции, нежели у нас» [511]. Надежда Наполеона зимовать в Белоруссии происходила также от неведения о действиях Князя Кутузова, шедшего на путь его отступления и потерянного из вида с Вязьмы. «Главная Русская армия еще далеко назади, – писал Наполеон из Смоленска к Даву, – против нашего левого крыла только один обсервационный корпус» [512]. Этот корпус, названный Наполеоном обсервационным, был – вся главная Русская армия. Наполеон думал, что Князь Кутузов находится около Дорогобужа и ожидает там, пока Французы очистят Смоленск, дабы идти в Витебск на соединение с Графом Витгенштейном. Так снова явилась в полном блеске мудрость соображений Князя Кутузова. Он заслонил все пути, по которым мог Наполеон двинуться на полдень, в уцелевший край, ввел его в совершенное заблуждение насчет своих замыслов, а сам шел на сообщения неприятелей. «Желаю только, – писал он, – чтобы Наполеон хоть на некоторое время остановился в Смоленске, чем даст нам способ его отрезать» [513].