Александр Михайловский-Данилевский - Описание Отечественной войны в 1812 году

В тот день, когда Наполеон пришел в Оршу, 8 Ноября, выступил Князь Кутузов из Доброго. 2-я гренадерская дивизия, с одним казачьим полком, оставлена была при Сырокоренье и бригада пехоты, тоже с казачьим полком, в Красном. Оба сии отряда назначены были к забиранию неприятельских бродяг, во множестве рассевшихся по берегам Днепра и в окрестностях Красного. По совершенному разорению большой Оршанской дороги и невозможности найти на ней продовольствие, Князь Кутузов повернул на Романово с целью: выйти боковой дорогой на Копыс, переправиться там через Днепр и быть на кратчайшей черте к Борисову. 9-го прибыл Фельдмаршал в Романово, 10-го в Ланники и 11-го в Морозово. Усматривая, что Наполеон ушел далеко вперед и без крайнего утомления войск невозможно было догнать его, Князь Кутузов решился преследовать его только третьей частью армии. Вследствие того велел он Милорадовичу, с пехотными корпусами Князя Долгорукого и Раевского, кавалерийским Корфа и 4 казачьими полками, переправиться в Копысе через Днепр и быстро следовать за неприятелем. За Днепром должен он был принять под свое начальство отряд Ермолова, иметь влево отряд Бороздина, а вправо по большой дороге Графа Платова [540]. Вслед за Милорадовичем тронулась и главная армия из Морозова к Копысу и прибыла туда 12 Ноября. Миновав на первом переходе из Доброго пределы Смоленской губернии и вступая в Могилевскую, Князь Кутузов отдал следующий приказ:

«Вступая с армией в Белоруссию, в тот край, где при нашествии неприятеля некоторые из неблагоразумных, пользуясь бывшими замешательствами, старались разными лживыми уверениями ввести в заблуждение мирных поселян и отклонить их от священных и присягою запечатленных обязанностей законному их Государю, я нахожу нужным всем армиям, мною предводительствуемым, строжайше воспретить всякий дух мщения и даже нарекания в чем-либо жителям Белорусским, тем паче причинение им обид и притеснений.

Напротив, да встретят они в нас, яко соотчичи ваши и подданные Всемилостивейшего Государя вашего, братьев, защитников от общего врага и утешителей во всем том, что они потерпели в кратковременную бытность под игом чуждой и насильственной власти. С пришествием нашим да водворятся между ними тишина и спокойствие. Обывателям же Белорусским объявляется отнюдь не делать неприятелю никаких пособий, ни прямым, ни посторонним образом, ниже способствовать ему известиями, и кто от сего времени в противность сего поступит, сужден будет и казнь получат по военным законам; добрым же поведением их и послушанием сему приказу могут они загладить и те впечатления, которые некоторые из них поступками своими о себе подали».

Князь Кутузов представил Государю копию с сего приказа и был удостоен следующего рескрипта: «С особенным удовольствием вижу Я в приказе, отданном вами при вступлении армии в Белоруссию, точное и скорое исполнение воли Моей, изъявленной вам при отбытии вашем из столицы. Благодарю вас за своевременное принятие мер к сохранению обоюдного согласия между обывателями и войсками, и к забвению прошедших заблуждений, в кои увлечены были первые лживыми обещаниями всеобщего врага о восстановлении их отечества. Я уверен, что действие означенного приказа распространено вами будет и на прочии армии и что при известной попечительности вашей о благе общем не оставите вы наблюдать за исполнением оного в всей силе, как по военной, так и по гражданской части».

Прогнав Наполеона за древние рубежи России и пришедши к Днепру, Фельдмаршал отдал следующий приказ: «Сильные удары, нанесенные неприятелю при Тарутине, Малоярославце, Вязьме, Дорогобуже, Красном и во многих других местах, истребляли целые его корпуса, лишили армию его большой части артиллерии и довели оную по всем частям до крайнего расстройства. По случаю столь блистательных успехов, покрывших оружие наше славой, сего числа, в 10 часов утра, имеет быть принесено молебствие Господу Богу, подателю всех благ, Его же сильная десница да укрепит нас в трудах военных и да подаст нам новые силы на совершенное врагов поражение».

Так Князь Кутузов рассеял главную французскую армию и принудил остатки ее спасаться за Днепр. Силясь отнять у русских честь победы, Наполеон, и за ним все французские писатели, ложно приписали свои бедствия исключительно свирепости стихий. Первый снег выпал на другой день после Вяземского сражения, 23 Октября, а зима стала 25-го, около Дорогобужа, 18 дней после того, когда французы поднялись из Москвы, как испуганные вороны с орлиного гнезда. Стужа держалась 5 дней; потом уменьшилась, не превышая до Красного 8; от Красного до Орши оттеплело и было попеременно от 2 и не более 4 градусов. Но на первых 18 маршах из Москвы к Вязьме неприятель был уже доведен голодом до такого изнеможения, что если бы и не застигла его стужа, то и в таком случае не мог бы он без огромных потерь дойти до Орши, особенно подвергаясь в пути нападениям сперва наших легких войск, а после, под Вязьмой и Красным, принужденный выдерживать атаки целых корпусов. Следственно: не мороз, но недостаток в пище был первой причиной разрушения главной неприятельской армии, последовавшего от Москвы до Орши и довершенного поражениями и холодом. Величайшее искусство состояло в лишении неприятеля способов пропитания, и потому, с выступления из Тарутина, все помыслы и действия Князя Кутузова были устремлены на недопущение Наполеона в уцелевший край, сперва на Калугу и Юхнов, потом на Могилев, а между тем изнурял он неприятелей беспрестанными ударами, приказывая не давать им покоя ни днем, ни ночью. Он сторожил каждое движение, какое Наполеон мог сделать влево, чем и объясняется мнимая медленность маршей Князя Кутузова около Медыни и раздробление сил у Красного, отряжением к Кобызеву корпусов Графа Остермана и Васильчикова. С достижением цели, им предположенной, и ежечасными нападениями был он убежден погубить неприятеля скорее и существеннее, нежели посредством генерального сражения. И подлинно: на возвратном пути французов уже около Можайска, за недостатком кормов, стали падать лошади под обозами, нагруженными в Москве запасом, и вскоре армия очутилась без продовольствия, как в степях Аравийских. Князь Кутузов кинул за нею всю легкую конницу, лишая французов возможности сворачивать для фуражировки в придорожные деревни. В таком положении оставалось Наполеону одно средство: спешить к Днепру, где надеялся он найти магазины. Но как спешить с войском, не имевшим чем подкрепить себя после переходов и, следственно, становившимся с каждым днем менее способным к новым усилиям? Как, с другой стороны, медлить, идти малыми маршами, не уклоняться от сражений и ошибок, где каждый раненый в Наполеоновой армии становился для нее человеком потерянным? Сколь ни были бы продолжительны отдохновения и коротки переходы, но они не в состоянии были утолить голода, подкрепить лишенных пищи солдат и лошадей. Если бы Наполеон вздумал остановиться или двигаться с меньшей быстротой, то, держась параллельно с неприятельской армией, Князь Кутузов все более и более опережал бы его, угрожая заслонением пути его отступления. Таково было неминуемое следствие фланговых маршей Князя Кутузова и распоряжений его насчет преследования Наполеона. Что касается до действия холода на разрушение неприятельской армии, то Наполеон должен был знать, что русская зима начинается в средине французской осени и против нее следовало запастись шубами, а добыча их не могла затруднить его в таком краю, где и нищие не ходят без шуб. Он пренебрег сей предосторожностью, и его солдаты были одеты в России так же, как в Италийских походах его; но если бы войска неприятельские были только сыты, то могли бы с меньшими потерями выдерживать нападения и переносить непогоды, которые не были до Днепра сильны и постоянны; они достигли бы берегов его, не распавшись в составе своем. Напротив, Наполеон привел армию к Орше в гибельном положении: кроме гвардии, все корпуса являли вид нестройных толп, без обозов, конницы и артиллерии. Следовательно, мороз был второстепенной причиной погибели Главной армии Наполеона и сделался ею только от умения Князя Кутузова принудить Наполеона на страшную борьбу с голодом, ибо наше преследование было устроено таким образом, что оно лишило неприятелей доверенности к самим себе и не давало им возможности ни идти скорее, ни заботиться о продовольствии. Таковы были причины голода в Наполеоновой армии, а морозы наступили гораздо после.