Фредерик Бейли - Миссия в Ташкент

Мы посетили мавзолей Биби Ханум, [81] Биби Ханум (что означает «старшая принцесса») (раннее название — Масжиди джами) — архитектурный памятник, построенный в 1399–1404 годах в Самарканде — грандиозная соборная мечеть, богато украшенная изразцами, резным мрамором и росписями, которая была воздвигнута по приказу Тамерлана (Тимура) после его победоносного похода в Индию. Согласно легенде, получила свое название в честь любимой жены Тамерлана. Однако также известно, что Руи Гонсалес де Клавихо — камергер короля Кастилии и Леона Генриха III, возглавлявший посольство ко двору Тимура, в своем дневнике записал, что мечеть построена по приказу самого Тимура в честь матери его старшей жены Сарай Мульк Ханум. Интересно, что архитектурный памятник начал разрушаться уже сразу после окончания строительства еще при жизни Тимура, в том числе тогда же треснул и купол мечети. Значительные разрушения сооружениям архитектурного ансамбля были причинены во время сильного землетрясения 1897 года. В результате к моменту осмотра этого архитектурного ансамбля автором книги от него оставались лишь грандиозные развалины. В 80-х годах XX века были начаты масштабные реставрационные работы, и архитектурный памятник был восстановлен из руин в конце XX века. (Примечание переводчика). жены Тамерлана, где я сфотографировал госпожу Мандич, стоящей за огромной резной мраморной подставкой для Корана, на которую эта священная книга клалась во время чтения ее верующим со специального возвышения.

Нам показали Шах-и-Зинда, [82] Шахизинда (означающее в переводе «Живой царь») — комплекс мавзолеев. По преданию, здесь был похоронен Кусам, сын Аббаса, двоюродного брата пророка Мухаммада. (Примечание переводчика). мавзолей живого царя — мусульманского святого, похороненного в очень красивом и величественном здании с куполом и минаретом. Все гробницы были украшены лазурно-голубыми изразцами, как и сама могила Тамерлана. Форма купола была не похожа ни на одну из могил Великих Моголов Индии, и, как говорят, своим видом обязана была дыне. Внутри все напоминало подобные могилы в Дели и Агре; надгробия — в том числе и самого Тамерлана, представляли собой большие темные нефритовые плиты, размером с тела погребенных, находившимися в подземной усыпальнице под ними. Для их осмотра нам пришлось спуститься в подземелье, где нашим единственным источником света была свеча.

У меня не было времени на детальное знакомство с этими памятниками, а эта книга вряд ли может служить путеводителем по этим сооружениям, датируемым началом пятнадцатого столетия.

В Самарканде я купил самый лучший и самый большой виноград, который я когда-либо видел, величиной почти с грецкие орехи. Я также купил две круглые корзины огромного изюма, который был впоследствии нашей самой большой роскошью во время поездки по пустыне. Мы вернулись на железнодорожную станцию около десяти часов, но поезд не тронулся до пяти часов дня, и, оказывается, мы могли бы неторопливо осматривать все эти замечательные достопримечательности столицы Тамерлана вместо того, чтобы так спешить во время их осмотра.

Здесь, в Самарканде, Мандич встретил несколько сербов, и они все просили его помочь им уехать отсюда. Мы ничем помочь им не могли. В конце концов мы и сами не знали, как мы сможем выбраться из страны. У одного из них я купил портсигар с вырезанным на нем видом самаркандских мечетей.

В Самарканде в поезд села группа из шести афганцев. Они называли себя миссией. Все вагоны были переполнены, и везде, куда бы они ни заходили, их отказывались пускать, при этом в весьма грубой форме на русском языке и на местных наречиях. Я был удивлен, видя, как страшный ЧК упрашивает людей взять этих пассажиров. «Вспомните, что они — наши союзники, боровшиеся против империалистов», — сказал один человек. В нашем собственном вагоне было небольшое помещение; нам удалось этого добиться, сказав чекистам об опасности со стороны бухарских шпионов в отношении нас. Поэтому я предложил взять афганцев в наш вагон, скорее из-за злости на других пассажиров. Оказалось, что эта важная миссия состояла из трех солдат, везущих письмо от генерала Мохаммеда Вали Хана губернатору Мазар-и-Шерифа, и трех мелких торговцев, которых я впоследствии видел сидящими на корточках на базаре Бухары и продающих чай!

Эти афганцы разговаривали между собой на пуштунском, и я довольно хорошо понимал, о чем они говорят. Я их простодушно спросил, говорят ли они по-персидски. Они сказали, что нет, только на афганском языке, и сказали мне названия разных вещей по-пуштунски. Странствующая театральная труппа развлекла нас небольшими сценками, в то время как афганцы еще больше развлекли меня своими историями о своей победоносной войне. Они захватили Пешавар, Атток, Лахор и Дели, но не захватили Калькутту или Бомбей. В целом, я думаю, нам удалось пережить долгую, утомительную железнодорожную поездку лучше, чем другие пассажиры.

В одном месте в пустыне, вдалеке от какой-либо станции, поезд почему-то неожиданно остановился, как это часто случалось. С одной стороны, от линии дороги стоял утомленный вооруженный солдат-еврей, который попытался войти в наш вагон. Мы ему сказали, что вагон полон, но он, держась крайне заносчиво, сказал, что он — солдат, возвращающийся с фронта, а поэтому может делать все что захочет. Мандич аж подпрыгнул и заявил «Вы знаете, кто я? Я представитель Генерального штаба». После этого солдат сменил свой тон, выпрыгнул из вагона и ушел куда-то. Он, должно быть, был одним из немногих евреев, служивших в армии не на командной должности.

На разных маленьких станциях русские женщины продавали пассажирам кипяток из самоваров, а также и разнообразную еду. Фактически еда во время этой поездки была лучше и разнообразнее, чем в Ташкенте.

Мы прибыли в Каган, также называвший как «Новая Бухара», в половине девятого утра 18 октября. Здесь было небольшое здание гостиницы, называвшейся «Русский отель». Она предназначалась только для советских и партийных работников, и в момент нашего приезда мест в ней не было. Мы расположились небольшим биваком прямо на земле. Спустя некоторое время Мандич сходил в гостиницу, поговорил там с начальством, вернулся и сказал нам, что появилась свободная комната. Занимавший ее ранее агент ЧК, номинально числившийся на какой-то другой должности, слишком много выпил прошлой ночью и разболтал, что он был агентом ЧК. Поэтому коллеги его выгнали, а мы заняли его комнату. Так как это случилось буквально накануне, стены комнаты были увешаны фотографиями Карла Маркса, Ленина и других вождей.

Буквально через коридор была комната, которую занимал Махендра Пратап. Этот человек был фанатичным индийским революционером. Во время войны он получил паспорт, чтобы посетить Швейцарию, и по этому паспорту он отправился в Германию. Здесь он возглавил группу антибритански настроенных индусов. Он был один из главных действующих лиц в деле о «Шелковом письме». [83] «Заговор шелкового письма» (Tehrek-e-Reshmi Rumal) (англ. The Silk Letter Conspiracy) — тайный заговор лидеров города Дева-банд (англ Deobandi) в штате Уттар-Прадеш в Индии, ставивший целью поднять панисламское восстание в британской Индии во время Первой мировой войны. Заговорщики искали поддержку со стороны Турецкой Оттоманской империи, Германии и Афганистана. Заговор был раскрыт уголовным розыском Пенджаба после захвата писем от одного из заговорщиков — Убайдаллы Синдха, находящегося тогда в Афганистане, к другому заговорщику — Махмуду аль Хасану, находившемуся в тот момент в Персии. Письма были написаны на шелковой ткани, отсюда пошло и название заговора. (Примечание переводчика). Эти письма, написанные на шелке, были направлены от немецкого канцлера Бетман-Гольвега, [84] Теобальд фон Бетман-Гольвег (нем. Theobald von Bethmann-Hollweg) (1856–1921) — германский политический деятель, рейхсканцлер Германской империи. (Примечание переводчика). правителям основных Индийских штатов, призывая их поднять восстание и выгнать британцев. Само собой разумеется, индийские власти сразу передали их британским властям. Это движение было организовано Махендрой Пратапом, который делал перевод на Хинди каждого письма. Он сформировал в Берлине «Временное правительство Индии», в котором он себя назначил президентом, а Баркатулла, находившийся в Ташкенте, был министром иностранных дел. Это тот самый Баркатулла, который бросил моего пенджабского слугу Хайдера в тюрьму.