Александр Ушаков - Лавр Корнилов

Прежде чем продолжить рассказ о дальнейшей судьбе Корнилова, необходимо сказать несколько слов на другую тему. Мы уже не раз упоминали Текинский полк, выполнявший в бытность Корнилова главковерхом функции его личного конвоя, а после его ареста охранявший быховскую тюрьму. Еще до мировой войны в составе русской армии существовал Туркменский конный дивизион. В июле 1914 года он был развернут в четырехэскадронный Туркменский конный полк, который с марта 1916 года был переименован в Текинский.

Рядовой состав полка («всадники») формировался из туркмен Закаспийской области, причем исключительно добровольцев, поскольку коренное население края призыву в армию не подлежало. Офицеры полка большей частью были русскими. Полку была присвоена особая яркая форма: малиновые шаровары с серебряным галуном, желто-малиновый халат («гармыз-дон»), высокие черные папахи («тел-пек») из бараньей шкуры. Личным оружием всадника являлся клыч (кривая сабля) в украшенных серебром ножнах. «Джигиты своим видом, дисциплиной и оригинальностью костюма сразу привлекли внимание всех чинов штаба, — вспоминал Хан Хаджиев. — Высокие и стройные джигиты были одеты в малиновые халаты. Их гибкие фигуры в нарядных красивых шелковых халатах были туго-натуго перетянуты широкими толстыми туркменскими кушаками, за которыми были воткнуты пичаки (ножи) с белыми ручками. Сверх этого кушака находился серебряный пояс, украшенный разноцветными камнями, к которому прикреплялся ятаган. Красивые загорелые лица под большими черными папахами ежеминутно улыбались во время разговоров с чинами штаба, показывая ослепительно белые зубы. Услужливые, внимательные и на редкость симпатичные туркмены быстро завоевали симпатию всех чинов штаба…» {469} 469 Там же. С. 77.

Для Корнилова, никогда не забывавшего годы своей службы в Туркестане, текинцы были особенно близки. Он полагал, что всадники, многие из которых плохо понимали по-русски, уже этим застрахованы от влияния большевистской агитации. Сам он беседовал с ними по-туркменски, и текинцы действительно были безоговорочно преданны своему «бояру», поскольку видели в нем почти земляка в этой чужой для них стране.

Трудно сказать, что заставило Корнилова выступить на Дон во главе Текинского полка. Конечно, пробираться в одиночку или вместе с другими «быховскими» генералами означало бы подвергнуть себя риску. Благодаря иллюстрированным газетам и журналам внешность Корнилова была известна многим. Но все же не надо преувеличивать значение этого обстоятельства. Переодевания и небольшой маскировки было бы достаточно для того, чтобы снизить опасность быть узнанным до минимума. В конечном итоге, как мы увидим, Корнилов так и поступил. Нам представляется, что попытка прорваться на Дон вместе с текинцами была обусловлена другой причиной. Появление Корнилова в качестве «беженца» поставило бы его в положение, подчиненное Алексееву. Корнилов хотел въехать в Новочеркасск полководцем во главе своего войска и сознательно шел навстречу опасностям, с которыми мог быть сопряжен этот поход.

Выступление текинцев готовилось заранее, о чем свидетельствуют многие мелкие детали. 17 ноября, когда Корнилов еще оставался в Быхове, в новочеркасских газетах была опубликована беседа с прапорщиком Текинского полка Игнатьевым, якобы командированным для закупки хлеба {470} 470 Вольный Дон. Новочеркасск, 1917. 17 ноября. . Можно предположить, что он был одним из тех тайных посланцев, которые должны были договориться о приеме бывшего главковерха на Дону. Две недели спустя в газетах появилось новое интервью, на этот раз с вахмистром-текинцем Вердневым {471} 471 Вольный Дон. Новочеркасск, 1917. 6 декабря. . Слишком уж часто текинцы начали бывать в Новочеркасске, чтобы это было простой случайностью.

К середине ноября 1, 2 и 3-й эскадроны Текинского полка, а также пулеметная команда были расквартированы в Быхове, а полковой штаб и 4-й эскадрон находились в Могилеве. Помимо этого всадники 4-го эскадрона стояли на постах летучей почты между Могилевом и Быховом. Около восьми часов вечера 19 ноября 1917 года в штаб полка из Быхова прибыл поручик Захаров, который сообщил о том, что в час ночи Корнилов покидает Быхов вместе с охранявшими тюрьму эскадронами текинцев и приказывает 4-му эскадрону присоединиться к ним. Соединение должно было произойти на переправе через реку Сож. За три дня до этого переправа была уже обследована специально посланными разведчиками. Это еще раз подтверждает то обстоятельство, что бегство тщательно готовилось заранее.

В Быхове же тем временем происходили следующие события. Около полуночи в помещение, где находился караул от 3-й роты Георгиевского батальона, вошел прапорщик Гришин и сообщил о том, что Корнилов освобождается по предписанию Чрезвычайной следственной комиссии. Солдаты ответили, что хорошо бы проверить бумаги. Гришин сказал, что бумаги он всегда просматривает и за правильность их отвечает головой. Корнилов, одетый в обычную форму, спустился с верхнего этажа. Проходя мимо караульного помещения, он сказал: «Прощайте, георгиевцы, я уезжаю» {472} 472 Поликарпов В.Д. Пролог Гражданской войны в России. Октябрь 1917-февраль 1918 г. М., 1976. С. 256. .

Текинский полк был поднят по тревоге. Большая часть русских обозных отказалась выходить. В конечном итоге их силой заставили запрячь повозки. Полк направился по Банной улице к мосту через Днепр. Здесь к нему присоединились Корнилов, прапорщик Гришин и еще один караульный офицер, капитан Попов. Корнилов вскочил на лошадь, и эскадроны стали вытягиваться через мост.

На следующий день после полудня на переправе через Сож полк соединился с 4-м эскадроном. Переправлялись на пароме, вмещавшем не более 12 лошадей, и потому это заняло немало времени. На ночевку встали у деревни Струмень в пяти-шести верстах от переправы. В эту ночь бежали почти все русские обозные. Большую часть повозок после этого пришлось бросить. На следующее утро выступили еще затемно. За день проделали 35—40 верст. Стоял мороз, дул сильный ветер. Ночью вновь бежали русские денщики. Во всем полку, исключая офицеров, остались один русский писарь Морозов и армянин-обозный.

23 ноября переправились через реку Бесеть у села Попова Гора. Для того чтобы запустить паром, пришлось взламывать лед на реке. Для этого были согнаны местные крестьяне, но они работали плохо да к тому же сумели повредить и сам паром. Удалось переправить только 40 лошадей 1-го эскадрона, и паром затонул. Тогда на лед стали накладывать доски, ломая для этого заборы. Первый настил проломился, пришлось переносить его в другое место. К темноте едва закончили переправу 1-го эскадрона. Корнилов перешел на другой берег пешком по льду и заночевал в Поповой Горе в доме священника. Всадники же продолжали переправу всю ночь при свете костров.