Сергей Капков - Королевы смеха. Жизнь, которой не было?

– Любили сниматься в кинокомедиях?

– Очень. К сожалению, был период, когда комедий снимали мало. А если и случались, то или не очень хорошие, или их пускали «вторым экраном» – в провинции. Настоящим прорывом стала «Женитьба Бальзаминова», и не только в моей биографии, но и в советском кино вообще. Знаете, как я попала в этот фильм? В 1963 году я снималась у Александра Птушко в «Сказке о потерянном времени», играла девочку Марусю, превратившуюся в старушку. Согласилась я на эту работу через силу, да и на съемках было тяжеловато: сцену, где я прыгала через веревочку, снимали в течение целого дня. Мне даже «Скорую» пришлось вызывать. Зато когда через год Константин Воинов искал актрису на роль маменьки Бальзаминова и уже потерял всякую надежду найти то, что ему нужно, кто-то сообщил обо мне, что видел меня в роли старушки в «Сказке о потерянном времени». Кто бы мог подумать! Вот отказалась бы работать у Птушко, не попала бы в «Женитьбу»! И знаете, что я Вам скажу: даже если я снималась не в комедийном фильме, мне всегда хотелось добавить остроты, найти что-то забавное, вызывающее улыбку.

– И вы не боялись выглядеть на экране смешной? Несмотря на то, что среди актрис именно вашего поколения вы были, ко всему прочему, еще и очень красивой женщиной?..

– Нет-нет-нет!!! Никогда я не была красивой женщиной!

– Людмила Александровна, не спорьте!

– С таким-то носом!..

– Да при чем здесь нос? Ваш неповторимый стиль, имидж, изысканный макияж. Те же белые волосы… Помните фильм Элема Климова «Добро пожаловать, или Посторонним вход воспрещен»? Девочка в пионерском лагере забилась в сад и гримируется перед Вашим портретом. И голос мальчика: «Эх, Митрофанова! Такого дяди племянница, а вавилоны на голове наводишь, как у Шагаловой!»

– Да, было такое. Но в кино чаще всего мне приходилось либо маскироваться, как в «Женитьбе Бальзаминова», либо играть каких-то полуотрицательных героинь, как, например, Нелька «Рок-н-ролл» в молдавской картине «Я вам пишу». Если у моей героини такое прозвище, значит, могу быть на экране с белыми волосами.

Во мне почему-то видели француженку, боялись чего-то западного. «Челку убрать!» – и начинали уродовать. А в жизни приходилось слышать: «А она симпатичненькая, хорошенькая! Что ж с ней делают на экране?» И только, пожалуй, у Краснопольского и Ускова в «Самом медленном поезде» мне позволили остаться собой. Но там я играла Актрису, должна была как-то выбиваться из массы.

Знаете, что обидно? Многие фильмы, где я играла именно молодых героинь, либо оказались на полке, либо получили «минус Москва, минус Ленинград». Вы, конечно, никогда не видели фильм «В поисках адресата», где я играла журналистку. Кстати, там впервые прозвучала музыка Арно Бабаджаняна. Или была грузинская картина «Они спустились с гор», где я каталась на коньках, тогда как у нас в стране еще никакого фигурного катания не было, а только учились маленькие девочки. Моим партнером был молодой Паша Луспекаев. (Боже, какая я старая!)

– Но вас все равно знала и любила вся страна. Фотооткрытки расходились миллионными тиражами, издавались буклеты о вашем творчестве…

– Стоп! Знаете, о чем я в таких случаях думала? Существуют пресловутые огонь, вода и медные трубы. И если огонь и воду люди научились проходить, то медные трубы – редко. Я говорила: «Ляля, ущипни себя и не думай, что ты ухватила за бороду Бога. Это, конечно, потрясающий момент в жизни, запомни его. Но не думай, что ты уже царица бала». А ведь было и такое, что машину с нами – молодогвардейцами – в Иванове поднимали на руки! Раньше я только про Шаляпина такое читала. После премьеры «Молодой гвардии» мы входили в МГУ, и нас десять минут приветствовали аплодисментами, как Сталина. Мы были национальными героями. Сейчас это, наверное, трудно представить. Кино долгое время было в загоне, героев нет, и учат не быть патриотами.

– Не могу ваши последние слова расценить как ворчание человека старшего поколения. Во-первых, потому что они справедливые, а во-вторых, я знаю, что вы всегда с интересом наблюдали за начинающими актерами, с уважением относились к молодым режиссерам.

– Всегда. Одно время меня часто приглашали в жюри ВГИКовского фестиваля, и на одном из них я отметила работу студента Володи Грамматикова. Ему тогда ничего не дали, а я имела право вручить свой собственный приз. Дома я вынула из шкафа бюст Чехова и подарила ему. И вдруг через несколько лет он пригласил меня к себе, на съемки «Усатого няня». Это тоже была удивительная работа. Моей роли-то поначалу почти и не было: заведующая садиком появлялась в начале и в конце. И мы решили «спрятать» ее в кабинете, а попугай пусть докладывает ей о происходящем. А уж после этого стали придумывать все подряд. Того же попугая все время пытались посадить ко мне на голову но он никак этого не хотел. И тогда решили использовать эффект обратной съемки: помещали попугая на меня, и он улетал. Никого потом не смутило, что крыльями он машет в другую сторону и летит хвостом вперед.

Да и последняя моя комедия – «Где находится нофелет?» – тоже работа молодого режиссера Геральда Бежанова по сценарию Эйрамджана. Фильм о том, как все пытаются помочь моему сыну жениться. После этой молодежной комедии Эйрамджан звал меня еще, говорил, что написал роль специально для меня. Но я уже не снимаюсь, «завязала». Стала «актером в законе».

– А почему так резко? Были какие-то предпосылки?

– Я дала себе зарок: когда мне исполнится 70 лет, я красиво уйду, потому что уже сама себе не нравлюсь. Когда я вижу, как мои ровесницы делают пластические операции или прикрываются шляпками, становится очень грустно. Но, как ни маскируйся, честные люди все равно говорят: «Ой, Людмила Александровна, как Вы изменились!» Когда врач в поликлинике мне так сказала, чуть ли не со слезами на глазах, я поняла, что пора…

Теперь отпустила свои каштановые волосы, и остался только мой курносый кнопкой нос.

Вячеслав Михайлович оказался вне профессии еще раньше. В 1986 году на съемках он сломал шейку бедра, и на этой травме отразились полузабытые фронтовые ранения. Чтобы не подводить коллектив, он ушел с картины, долго лечился. Но больше звонков со студии не поступало.

– Не скучаете?

– Нет! Я снималась в 30-е, 40-е, 50-е, 60-е, 70-е, 80-е годы, и вдруг кинематограф застал меня в 90-е годы! К 100-летию кинематографа два режиссера «Мосфильма» восстановили картину Довженко, так что «Прощай, Америка» все же вышла на экран, а вместе с ней и я.

– Есть ли что-нибудь, о чем жалеете?

– Тоже нет. Мне даже иногда было интересно не то, ЧТО я играю, а интересны ЛЮДИ, с которыми я встречаюсь. Режиссеры, операторы, художники, партнеры. Может, и роль не очень, и картина, но общение запоминается на всю жизнь. Этим и отличается кино от театра.