Давид Арманд - Путь теософа в стране Советов: воспоминания

Одним из неразрешимых вопросов казались поиски дома. Мама осмотрела ряд помещений, но все они не годились: были или малы, или безнадёжно разрушены, или походили на казённые казармы, где невозможно было создать желаемый семейный дух.

Однажды к нам пришёл один из организаторов кооперативного движения в Дмитровском уезде агроном Ростислав Сергеевич Ильин с молодой женой Верой Валентиновной. Они предложили пустующее имение их дяди, который жил там же, но не мог использовать и отапливать большой дом и переселился в маленькую избушку, где прежде жили его рабочие. Сами Ильины жили рядом и вели образцовое хуторское хозяйство. Вера Валентиновна мечтала о педагогической работе и ухватилась за мамин проект, как только о нём услышала. Самого Ильина мама характеризует в дневнике, как очень хорошего человека и работника, а по натуре — рыцаря.

Имение, которое по фамилии владельца называлось Ильино, помещалось в 4 километрах от станции Пушкино. По правую сторону от железной дороги у Вознесенского (теперь Красноармейского) шоссе. Мама съездила, посмотрела его. Деревянный двухэтажный с колоннами дом в стиле деревенского ампира ей понравился. Правда, многое надо было восстановить и доделать, но… волков бояться, в лес не ходить. Дом террасами выходил в парк. Через него по пашне шла дорожка, которая обрывалась к пруду. На пруду был круглый островок без моста. Направо — сосновый лес, за прудом — поля.

Имея в запасе готовое помещение, мама обратилась в последнюю инстанцию, в которую ей очень не хотелось обращаться — в Губнаробраз, впоследствии именовавшийся МОНО. Она предвидела, что там она не будет свободна. Будут навязывать казённую программу, будут ревизии, придётся кривить душой — не всё рассказывать начальству. Не послужит ли это для ребят примером лицемерия? Но другого выхода не было.

В МОНО настаивали, чтобы она брала не лучших, а худших ребят из всех детских домов, из бывших беспризорников. Но ей удалось заразить заведующую отделом детских домов Крупенину, чиновника в юбке, суховатую, но не злую, идеей «геометрической программы», которая могла быстро сработать именно при отборе лучших детей. Конечно, мама говорила, что будет их готовить для выполнения общественных функций. Как, в сущности и должно было быть, то есть для будущей жизни при коммунизме.

МОНО сказало «добро» и утвердило маму заведующей Пушкинской опытной школой-колонией II ступени, как ныне она официально и называлась. Но тут всё дело чуть не провалилось. Распался коллектив сотрудников. Когда выяснилось, что надо жить так далеко от Москвы или еженедельно ездить час на поезде и потом час идти пешком по грязи или в мороз, то многие оказались для этого просто слишком слабы, других не пускали семейные обязанности, третьи не смогли уйти с прежнего места работы.

Мама встретила симпатичную кассиршу-собственницу вегетарианской столовой — Настасью Николаевну Ушакову, которой мы с Колей Стефановичем аккуратно отсчитывали за обеды наши обесценивающиеся гроши. Мама уговорила её бросить свой бизнес и пойти в колонию хозяйственницей. Но Настасья Николаевна, как раз когда начиналось дело и предстояла куча работы для хозяйственника, ухитрилась заболеть тифом.

Мама подсчитала оставшиеся ряды: математика — Варвара Петровна, литература — Вера Валентиновна, две студентки с курсов Кащенко, Бэла Коникова и Женя Малинская, которые не могли ничего преподавать, но соглашались исполнять любые функции, да ещё маленькая простодушная толстушка Аннушка вдохновилась теософической идеей перевоплощения, дававшей ей шанс достигнуть совершенства, и поэтому пошла к нам на должность прачки. Не густо. Про себя мама писала: «Я не педагог, не организатор, не работник. Но я надеюсь и иду к цели без остановок» [22] Из «Дневника школы». . Мама ошибалась: она была и педагогом, и организатором, и работником. И если дело удалось, то именно потому, что она в сильной степени обладала всеми этими качествами.

Пока шли поиски «хозяина», педагогов и помещения, я помогал маме подыскивать учеников, агитируя среди бывших товарищей по школе и скаутов. Многим совместная жизнь в деревне казалась соблазнительной, но немногих отпускали родители. Тогда вторым эшелоном выступала мама, а против неё не многие родители могли устоять, хотя всем им было жутковато: шутка ли, отпускать детей в несуществующую школу, в деревню, где их ждала тяжёлая работа и полуголодное существование. Но надо сказать, что в то время и в городе их кормить было почти что нечем.

Кроме родителей, мама говорила с каждым кандидатом, старалась выяснить, чего он стоит, и давала написать сочинение на тему: «Кем я хочу быть в будущем». Определённость намерений, даже больше, чем их содержание, служила для неё главным критерием при отборе учеников. И потом — «искорка» в глазах. Ох, сколько раз потом обманывала её эта самая искорка!

В первую партию из старых друзей наметили Колю Стефановича, обоих Гершензонов, Женю Зеленина. Мама сама нашла в недрах толстовской колонии сироту Алёшу Ярцева и, не знаю где, Киру Тихомирову. Кроме того, с Варварой Петровной пришли её младший брат Шура Иевлев, племянница Таля, сын Настасии Николаевны — Серёжа Ушаков. Третьего Серёжу, Маленького, двоюродного брата того Мити, который прыгал с крыши, мама приняла то ли из жалости (у него недавно умерла мать), то ли потому, что отец за ним в приданое давал пианино. А какая же колония без пианино? Решили взять также племянницу моей няни Фросю. Её сперва предполагалось принять на роль полусотрудницы-полуученицы. Она была на 4 года старше остальных, но вскоре первая её должность отпала и она стала просто ученицей. Наоборот, Алёша, Кира, Серёжа Маленький и Наташа Гершензон были на два года младше остальных, и это заставило маму подумать об организации сразу двух групп, соответствующих 4-му и 6-му классам. Итого со мной колония начиналась при одиннадцати учениках.

Вот самые краткие характеристики этих ребят.

Коля Стефанович — младший любимый сын в семье Стефановичей, худенький, с тонкими чертами лица, умный и начитанный, но совершенно не приспособленный к физической работе — типичный интеллигент.

Серёжа Гершензон — красивый. Но до предела избалованный и плохо воспитанный барчук. Часто бывал неприятен.

Наташа, его сестра. Её звали негритёнком за короткие сильно курчавые волосы. Некрасивая, умная девочка.

Женя Зеленин — высокий, в очках, с длинным острым носом. Очень весёлый, но весьма легкомысленный юноша. Хорошо играл на рояле.

Алёша Ярцев — цыганёнок с иссиня-чёрными глазами и такими же волосами. С ярко выраженными чертами лица и характера.

Вася Озяблов — просто «Зяблик». Невысокий, круглолицый, типичный мужичок и внешне и по хватке на работе. Очень улыбчивый, его все любили. Он очень привязался к семейству Ильиных и вскоре, с согласия Лидии Марьяновны, ушёл к ним совсем и стал очередным их приёмным сыном.