Бьёрн Хеммер - Ибсен. Путь художника

Сольнес стоит перед выбором между миром реальности и миром иллюзий, который он сам же и сотворил. В этом также видна связь с предыдущими драмами Ибсена — такими, как «Дикая утка», «Женщина с моря» и «Гедда Габлер». Все свидетельствует о том, что Сольнес добровольно выбирает мир фантазий, понимая, чем он при этом рискует. Он знает о своей немощи и все-таки делает этот выбор. Возможно, есть смысл говорить о сознательном самоубийстве героя, поскольку жизнь стала для него невыносимой. Лишь в том воображаемом мире, который он делит с Хильдой, жизнь может обрести смысл и радость. Но мир этот — «воздушный замок».

Ибсен касался некоторых из этих тем в своей беседе с Мотцфельдтом (если верить записям беседы). Драматург, в частности, утверждал, что Хильда тянет Сольнеса вверх, а Алина — вниз. Только отношения с Хильдой могут обновить жизнь стареющего строителя и придать ей смысл.

Принадлежат эти слова Ибсену или нет, но они затрагивают одну из важнейших идей его творчества: человек нуждается в том, чтобы иметь смысл жизни и быть счастливым. В той беседе Ибсен также говорил о возможной альтернативе для Сольнеса — покориться судьбе и влачить безрадостное существование. Возможно, автор представлял финал жизни героя таким образом: в момент триумфа строитель становится самим собой, тем, кем он был в глубине души, — свободным и гордым творцом. Краткий миг на вершине башни он наслаждается счастьем «победы», ибо доказал, что может подняться на высоту своего творения и достиг того, к чему стремился всем существом. Ликующий Сольнес приветствует свою «принцессу», а потом у него кружится голова, и он срывается вниз.

Как и в «Росмерсхольме», речь здесь идет о цене счастья — того счастья, залогом которого является невинность. В обеих драмах показано, как совесть мучает человека, над которым довлеет темная власть прошлого, убивая в нем радость жизни. Хотя для Сольнеса, в отличие от Росмера и Ребекки, вопрос заключается не в примирении ради возможности обрести свободу. Потребность в свободе у героев «Росмерсхольма» связана с осознанием ответственности за свои поступки. Поэтому они не выбирают мир мечты, как это делает Сольнес.

Хотя, наверное, можно сказать, что и строитель в конце концов готов принять ответственность за свое творчество — он делает выбор, осознавая его последствия. Но этот выбор — двусмысленный. Сольнес видит для себя лишь одну возможность — уйти в мир, находящийся по ту сторону времени и пространства, в мир, где уместны хладнокровие викингов и спокойная совесть, где тролль, обитающий в душе Сольнеса, похищает принцессу, а принцесса похищает его. В том королевстве, которым хотят править наши герои, свобода чисто индивидуалистическая — свобода от ответственности за близких.

Но пьеса повествует вовсе не о жизни в сказочном королевстве. Ибо «Строитель Сольнес» — пьеса о повседневной реальности, в которой вынужден жить художник, в которой происходят конфликты поколений и несчастливые браки. Это пьеса о последствиях и издержках творчества, о цене, которую приходится платить всем творцам. А еще это размышления Ибсена на тему «искусство и художник».

Художника вдохновляет Утопия, но она же разрывает его между повседневной реальностью и тем идеальным «миром», который он носит в своей душе. Ибсен не судит и не осуждает тех, кто не желает смиряться с действительностью. Искусство и поэзия были для него выражением потребности в «альтернативной» реальности, как бы он ее ни называл — «третье царство», «грядущее», «новая аристократия» или «завтрашний день», для которого он хотел подготовить почву. Но он сам писал в одном из юношеских стихотворений, что и жизнь — это тоже поэзия.

Ибсен вполне осознавал опасность ухода в искусственно созданный мир, опасность отрицания той жизни, которой должен жить каждый, жизни с ответственностью перед другими и перед собой. Ослепленность мечтой — характерная слабость многих персонажей Ибсена, таких как Грегерс, Гедда и Сольнес. Но все же Ибсен не слишком сурово судит этих героев, «создающих» свой собственный мир.

Ибсен отнюдь не был циником и не осуждал идеализм в любых его формах. Более серьезную опасность он видел в закоснелых «реалистах» — таких, как доктор Реллинг или Педер Мортенсгор. Ульрик Брендель характеризует последнего как человека без идеалов, который именно благодаря этому и обретает могущество. Столь же негативно Ибсен относился к изменчивым «либералам» и власть имущим консерваторам. Консерваторы держатся за устаревшие идеалы и за лживых кумиров. По мнению Ибсена, и «разочарованные», и «либералы», и те, кто спиной поворачивается к будущему, — все они представляют собой помеху для прогресса. Светлое будущее, свободная и радостная жизнь настанут лишь тогда, когда найдутся люди, готовые бороться за это.

Хотя путь истории порой казался Ибсену ложным, даже попятным, он продолжал твердо верить, что в будущем люди смогут жить более счастливо. В 1897 году Ибсен признался французскому журналисту Жюлю Кларетти, что в драму «Строитель Сольнес» он «вложил частичку самого себя». Речь шла прежде всего о нарастающей в нем тревоге по поводу той цены, которую человек вынужден платить за самореализацию в творчестве. И все же отчаяние Сольнеса не есть отчаяние самого Ибсена. Образ строителя не является автопортретом.

Связь между драмой о строителе Сольнесе и пьесой, написанной два года спустя, — «Маленьким Эйолфом» (1894) — очевидна. Это касается и родительских чувств, которые в том и в другом произведении показаны как весьма непростые. Сольнес потерял двух своих мальчиков в результате пожара, охватившего их дом. Прошло много лет, но он все еще думает о детях, лелея несбыточные мечты. В новом доме Сольнеса несколько детских комнат, хотя он знает, что у них с Алиной больше никогда не будет детей. Пустота этих комнат — наглядный образ неудавшейся жизни героя и его несчастливого брака. Их безмолвие ясно говорит о бесплодности и безысходности его дальнейшего существования.

В «Маленьком Эйолфе» тоже умирает ребенок, и родители после этого теряют всякий интерес к жизни, которая кажется им пустой и бессмысленной. В произведениях Ибсена взрослые нередко раскрывают свое отношение к будущему через отношение к детям.