Виктор Васильев - Загадка Таля. Второе «я» Петросяна

Продолжатель творческих традиций замечательных художников Чигорина и Алехина, воспринявший многое от великого шахматного борца Ласкера, воспитанник советской шахматной школы, Таль играет необычайно смело, рискованно, агрессивно, всегда ищет не просто хорошие ходы, но непременно — сильнейшие, каждую партию проводит с предельным напряжением сил.

Шахматы для него не только борьба, спорт. Артистическое, художественное начало заставляет его искать изящные решения. Талю важно не только выиграть, ему всегда важно еще и как выиграть.

Но ведь, например, тот же Борис Спасский, либо Виктор Корчной, либо Ефим Геллер тоже играют очень смело, энергично и тоже не упустят случая создать шедевр комбинации. Да, это так. Тем более интересно будет проследить, чем Таль отличен от них и что нового внес он в шахматное искусство.

Первое, что бросается в глаза в игре Таля, — это его пристрастие к риску. Таль не просто рискует — смело играют многие, — Таль сделал риск атрибутом своей игры.

После окончания турнира претендентов 1959 года «Шахматная Москва» опубликовала интервью с Талем. Среди вопросов был такой:

— Смелая борьба немыслима без риска. Был ли в ваших партиях и необоснованный риск?

Таль ответил:

— Все зависит от того, что считать необоснованным риском. Я сам не был уверен в правильности принятого решения лишь в партии со Смысловым из четвертого круга. Был момент, когда мне следовало форсировать ничью, но я сделал ставку на цейтнот. Возможно, аналитики обнаружат в моих партиях немало таких моментов. Добавлю, что в такой «компании» вообще трудно играть без риска…

Пристрастие к рискованным решениям объясняется не только и не столько темпераментом Таля. Он по самому своему духу — экспериментатор. Многие его партии — это шаг в неведомое. Обладая колоссальной интуицией, он любит балансировать на острие ножа, но, если хотите, ему ничего другого и не остается, ибо «атаки его порой не вытекают из требований позиции», а это значит, что он, предпринимая эти атаки, ухудшает свое положение, делает его уязвимым, ставит себя под удар.

Зачем? Здесь необходимо небольшое отступление.

В двадцатые годы, нашего столетия некоторые шахматные корифеи пришли к выводу, что шахматам грозит неизбежная ничейная смерть. Класс игры в целом, особенно техника игры, значительно вырос, и побеждать стало все труднее и труднее,

В 1921 году Ласкер с грустью писал:

«Конечно, шахматам уже недолго хранить свои тайны. Приближается роковой час этой старинной игры. В современном ее состоянии шахматная игра скоро погибнет от ничейной смерти; неизбежная победа достоверности и механизации наложит свою печать на судьбу шахмат».

А вот не менее пессимистическая точка зрения другого гиганта — Капабланки, высказанная шесть лет спустя:

«В последнее время я потерял значительную долю любви к шахматам, так как уверен, что они очень скоро придут к своему концу».

Какие мрачные пророчества! И какое счастье, что они, прежде всего благодаря усилиям советских гроссмейстеров, оказались опровергнутыми! Тем не менее остается фактом, что многие партии, нередко после совершенно бесцветной, но «правильной» игры, кончались и кончаются, вничью. Тем, кто хотел добиваться побед, приходилось прибегать к кардинальным мерам. Одна из таких мер — увод противника с широкой автострады на глухую тропу даже ценой сознательного ухудшения своей позиции.

Вот что писал по этому поводу сам Таль:

«…Если оба партнера не горят стремлением выиграть партию во что бы то ни стало, они играют правильно (в самом лучшем, а может быть, в самом худшем значении этого слова). Возможность ошибок в таком случае сводится к минимуму, но и партнеру играть очень легко. Все идет очень правильно, очень корректно, и ходов через 18–20 эта „подлинно безошибочная“ партия заканчивается к обоюдному удовольствию.

Но что делать, когда нужно выиграть? Попытаться объявить мат? Но партнер предвидит атаку уже в зародыше и принимает все необходимые меры. Использовать позиционные слабости? Партнер и не думает создавать их! Именно поэтому сейчас во многих партиях один из противников, а иногда и оба сознательно уходят в сторону от общепризнанных канонов и сворачивают в „глухой лес“ неизведанных вариантов, на узкую горную тропинку, где место есть лишь для одного. Слишком многие сейчас хорошо знают не только шахматную таблицу умножения, но и шахматное логарифмирование, и поэтому, чтобы добиться успеха, порой приходится доказывать, что дважды два — пять…

Само собой разумеется, при такой игре, требующей не только больших знаний, владения всем арсеналом современной шахматной стратегии и тактики, но и большого физического и духовного напряжения, огромной, я бы сказал, нервной отдачи, процент возможных ошибок автоматически увеличивается. И вместе с тем такие партии доставляют значительно больше удовольствия и зрителям и играющим, чем безупречные корректные „гроссмейстерские ничьи“».

Приходится доказывать, что дважды два — пять… Какое любопытное признание! Значит, к победе далеко не всегда ведет прямой, логичный и ясный путь (дважды два — четыре!), иногда приходится допускать заведомую ошибку (дважды два — пять!).

Все это не ново — может сказать искушенный читатель. То же самое делал, например, Эмануил Ласкер. Вспомним, что писал о нем Рихард Рети:

«Изучая турнирные партии Ласкера, я вынес впечатление, что Ласкер обладает исключительным, на первый взгляд совершенно непонятным счастьем. В некоторых турнирах он выигрывал почти все партии, а между тем в доброй половине его партий бывали моменты, когда он стоял на проигрыш; недаром многие мастера говорят, что Ласкер действует гипнозом на своих противников. Где истина? Я дал себе труд заново пересмотреть все партии Ласкера, чтобы постичь тайну его успеха. Перед нами неоспоримый факт: Ласкер почти систематически слабо разыгрывает начала партий, сотни раз попадает в проигрышные положения и в конце концов все же выигрывает. Гипотеза постоянного счастья слишком невероятна… Остается один ответ, который при поверхностном рассмотрении звучит парадоксально: часто Ласкер умышленно играет слабо.

…При нынешнем совершенстве шахматной техники спокойная корректная игра почти неизбежно приводит к ничьей. Чтобы избегнуть этого, Ласкер теоретически ошибочными ходами устремляет партию на край бездны. Он сам повисает над пропастью, в то время как его противник еще стоит на твердой почве; однако благодаря своей подавляющей силе умудряется, удержавшись сам, сбросить своего соперника в бездну. Таким-то образом одерживает он победы, которых на ровном пути, т. е. при корректной игре, он не мог бы добиться».